Между тем группа политрука Тарасенкова прочесывала улицы, прилегающие к набережной. Здесь, как рассказывали, произошел такой случай. Кто-то из жителей сообщил, что видел немцев в парке, в районе ресторана. Наши пограничники бросились туда. Пробрались за деревьями, слышат какой-то шум, звон бутылок, пьяные крики. Немцы, оказывается, уже решили, что русским капут, и начали праздновать победу. Один фриц, здоровенный такой, в гражданской одежде, с ножом в зубах, плясал на столе, а другие хлопали в ладоши и кричали «браво»… В этот момент наши их и накрыли!
На какое-то время граница формально восстановилась. Тогда немцы двинули свой десант на лодках. И вот тут-то по ним ударили из дотов. Да, это был наш первый артиллерийский залп. Мы еще больше воспрянули духом. И может быть, нам удалось бы окончательно очистить город, но вскоре, через каких-нибудь полчаса после выступления Молотова, командир отряда майор Тарутин вдруг дал приказ снять погранпосты и начать отход к восточной окраине Перемышля — селу Негрыбка. Мы тогда не поняли: в чем дело? А потом узнали, что немцы прорвались на флангах от Перемышля и угрожали охватом защитникам города… Приказ есть приказ. Я оставил на рубежах две прикрывающие группы по пять-шесть человек и начал отход…
— Значит, — перебиваю я, вспоминая рассказ Маслюка, — вы отходили примерно в то же время, что и укрепрайонцы?
— Да, вероятно. Но где именно шли они, по каким улицам, я не знаю. Взаимосвязи тогда у нас не было, каждое подразделение выбирало для себя свой маршрут. Нам, пограничникам, был указан лишь конечный пункт отхода.
— А в самом городе кто-нибудь из наших остался?
— Да. Но это мы узнали уже потом, на следующий день. Вот здесь, — Александр Николаевич показывает на карту, — неподалеку от моста, двое моих бойцов заняли опустевший дот, должно быть, вместе с ними был кто-то из укрепрайонцев, этого я тоже не знаю. Но когда мы начали отходить, дот снова открыл огонь. Я подумал, что ребятам, которые там находились, неизвестен приказ, и послал туда связного. Но он не мог пройти и вернулся: дот был уже окружен немцами.
— Ты расскажи еще про одну «тяжелую артиллерию», которую вы там оставили, — замечает Мария Емельяновна.
— Ах, да! — спохватывается Патарыкин. — Про жен-то я вам не сказал. А ведь им, бедным, досталось тогда еще хуже, чем нам. Как только начали артобстрел, мы дали команду женщинам и детям укрыться в подвалах. Ну, они сидят, ждут, когда «провокация» кончится. А огонь все сильнее и сильнее, немцы уже через границу пошли… Шофер штабной легковушки хотел было вывезти за город две-три семьи самых старших начальников, но майор Тарутин запретил. «Война, — говорит, — для всех война!» А там и его семья находилась и комиссара Уткина тоже… Вдруг мы получаем приказ об отходе. Вот тут-то я и вспомнил о моей любимой. Подбегаю к двери подвала, кричу: «Ждите нас, мы скоро вернемся!» Велел забаррикадироваться лучше… Пока я женщинам инструкцию давал, немцы меня чуть в кольцо не взяли. Пришлось пробиваться с боем. Но ничего, догнал своих ребят и вместе с ними прибыл на пункт сбора…