— Дело плохо, товарищи, — заговорил Динзай, небрежно кинув к ногам Семена свою добычу. Семен подобрал уток, стал ощипывать. — Там впереди всё протоки кругом, — продолжал Динзай. — Дерево друг на друге сидит. Наверно, дальше большие заломы. Шумит Хор. — Он махнул рукой и плюнул сквозь зубы.
— Что-то я ничего не понял, Динзай, — сказал Фауст Владимирович. — Можно дальше итти на батах или нет?
— Пройти можно, — отозвался Дада. — Бат руками таскать — это дальше, совсем дальше будет.
— Ах, вон оно что! Значит, пока все-таки можно итти на батах. Ну что же? Один бат мы оставим здесь. Как думаете, товарищи?
— Правильно, — согласились проводники.
Наступил вечер. Мы еще не успели поужинать. Фауст Владимирович поглядел на часы, поднялся, отодвигая еду, стал настраивать передатчик. Было восемь часов. Свистнула сиреной и покатилась по лесу радиоволна. Собаки насторожились. Эхо раскололо древнюю тишину.
Колосовский надел наушники. На переднюю крышку футляра я поставила свечку.
— Я Тайга! Я Тайга! — кричал он в эфир. — Слушайте меня! Слушайте меня! Я Тайга! Примите информацию!..
Колосовский читал информацию, и в его устах слова оборачивались новым смыслом, как будто речь шла не о нас, как будто это не мы отправлялись пешком к перевалу, а какие-то неизвестные путники. Но путники были здесь, рядом. Они сидели в темном ельнике, на поваленных елях, отодвинув в сторону чашки с лапшой. Слушали. Но вот информация передана, Колосовский получил подтверждение, что Ермаков ее принял. Теперь нас интересует другое.
— Как там наши товарищи? Отвечайте, прибыли или нет наши товарищи? Как здоровье Нечаева?
Динзай подобрался к самому передатчику, стоит на коленях, улыбается. Колосовский хмурится и кричит:
— Что такое? Я вас не слышу! Я вас не слышу!
До него долетают далекие, хриплые, прерывистые звуки:
«Ваши прибыли… Потерпел аварию… заломе… перевернулись… утопили…»
Больше ничего не было слышно. Как ни пытался Фауст Владимирович наладить в этот вечер связь, все было безуспешно.
— Ну вот… — сокрушался Колосовский. — Ничего не понял. Кто потерпел аварию? Кого утопили? Может быть, Андрей Петрович перевернулся? Но Ермаков говорил не таким тоном. Придется отложить разговор до утра.
— О-ё-ёй! — покачал головой Динзай.
А Дада засмеялся:
— Ничего. Я говорил, будут купаться. Вася все равно ленок, нырять пошел. Я сразу видел, как весло в руки берет. Всегда торопится, чорт…
Дада выругался и сплюнул.
Ужин расстроился. Даже Семен отошел от костра и попросил Динзая объяснить, в чем дело. Динзай жестами дал понять, что произошла авария на заломе.