Когда он назвал фамилию Гольду, старик, не торопясь, подошел к столу. С минуту он разглядывал свою медаль, потом приколол ее на левую сторону груди и вдруг заговорил по-удэгейски, быстро, отрывисто:
— Хорошо! Очень хорошо! Большое спасибо советской власти! Много лет на свете живу. Охотился много. Никто не знал Гольду Кимонко. Теперь в Москве узнали. Буду стараться, пока глаза видят. Всем надо стараться, дети мои!
Он вернулся на свое место под дружные хлопки. Сел и, пока не закончилось собрание, все поглядывал на свою медаль. Расходясь по домам, удэгейцы вооружались смолистыми кедровыми лучинами, зажигали их и шли друг за другом. Факельное шествие по ночам здесь явление обычное. Многим надо было плыть на батах и оморочках через протоку.
— Ну, как добирались? — спросил меня Джанси Кимонко, укладывая бумаги в ящик стола. — Я ждал вас все время. Немного поздновато идете. Надо было чуть-чуть пораньше. Теперь дожди пойдут. Тяжело будет подниматься по Хору. Обратно когда вернетесь?
— Трудно сказать.
— Это верно. — Он засмеялся. — В тайге километры никто не считал… — И задумался. — А я без вас начал повесть, о которой мы говорили. Написал первые главы. Но времени не хватает. Приходится по ночам сидеть. Заходите, почитаем.
Из сельсовета мы вышли с ним, едва отыскав в темноте тропинку. Справа над протокой мерцали факелы лодочников. С берега доносились людские голоса, смех, ауканье.
— Вот наше неудобство, — вздохнул Джанси, — село на протоках. Людям приходится все время на батах, на оморочках с одного берега на другой переправляться.
— А если перенести дома на один берег?
— Нет, тут нужно другое. Я думаю ставить вопрос о том, чтобы перенести наше село поближе к колхозным полям. Там берег высокий. Удобно. Правда, средства большие нужны.
Около школьной ограды Джанси остановился:
— Что же вы, Юру так и не привезли? Просился, да? Напрасно не взяли. Мы бы с ним порыбачили. Идите здесь осторожно. Около тропы пней много. Так, значит, завтра придете?..
Он повернул в сторону протоки.
Ночь несла над селом туманы. В распадках, в низинах волной растекался прохладный воздух, и эта волна как бы сбивала с кустарников сладкий запах цветенья. Тропа мерцала фосфорическим сиянием светляков. По огороду шла девушка.
— Вы ничего не знаете? — заговорила она, открывая дверь. — Есть радиограмма. Попросите у Ивана Михайловича.
Вместо Ивана Михайловича я застала Колосовского. Он работал, углубившись в отчеты, и не сразу отозвался на мой вопрос, откуда радиограмма.
— Придется вам собираться в дорогу. Вот, читайте.