Люблю. Твоя женушка Джесси.
Она уже забыла, что он подписывал свои открытки инициалом «У», словно ему, бедному, не нравилась кличка Уайти (в ней и правда слышалось что-то игривое, легкомысленное), которая к нему прилипла.
А кем была она? Джесс? Джессалин? Джесси? Ей собственное имя нравилось, хотя в девичестве она задавала себе вопрос: может, если бы ее назвали Хильда, Хульга, Мик или Брет, то это не так обязывало бы ее исполнять роль женщины?
Через несколько дней после смерти мужа она случайно нашла в одном из его карманов открытку, которую он не успел ей подписать. В его вкусе: большая, шикарная, дорогая открытка с ярким розовеньким заголовком: С днем рождения, моя чудесная жена. (Беглого взгляда достаточно, чтобы понять – эта от Уайти, а эта от Джессалин. Ее открытки маленькие, неброские, из переработанной бумаги.)
Эту радующую сердце открытку Джессалин поставила на бюро в спальне рядом с обрамленными фотографиями Уайти: молодой, средних лет, пожилой; с чуть приподнятыми уголками губ, с широкой улыбкой; один, с женой и/или детьми разного возраста. (Чисто бессознательно она не включила в эту коллекцию ни одной деловой фотографии Уайти – в офисе компании или в качестве мэра Хэммонда. Как будто не было другой жизни, которую он сам со смешанным чувством сожаления и гордости называл публичной.)
До сегодняшнего утра Джессалин проходила мимо мужниной кладовки, куда большей, чем ее собственная в дальнем конце спальни. И вот она, с затуманенным взором, открывает дверь, щелкает выключателем, и вспыхнувший свет словно открывает ей глаза.
Он так часто обращался к ней со словами: «Джесс, ты видела мою?..» Лицо озадаченное, смущенное. Никак не может найти свою любимую рубашку или свитер. Вся надежда на жену.
Она вспоминает это с улыбкой. Ей тоже (и не раз) не удавалось найти пропажу.
Новые, дорогие нашему сердцу вещи всегда на виду. Спортивные пиджаки, рубашки, галстуки… Уайти принципиально ничего не выбрасывал, даже нелепые узенькие галстучки, которые мужчины носили давным-давно. «Может, эта мода еще вернется». Он не соглашался с тем, что ему уже не по фигуре старый смокинг, проеденный молью костюм в полоску на трех пуговицах, цветастые рубашки, шерстяные джемперы с глубоким вырезом, в которые ему уже просто не влезть.
Ты считаешь, что он мне слишком тесный?
Боюсь, что да.
Точно? Ты уверена?
Да, дорогой.
Или слишком короткий?
Не твой размер, Уайти.
Значит, он сел?
Значит, так.
Чертова химчистка! Надо на них в суд подать.
Джессалин предается воспоминаниям, утирая слезы.
Вот последний костюм, который она забрала из больницы. Из легкого шотландского твида, с жилеткой. Уайти, не любитель ходить по магазинам, сразу загорелся при виде этой тройки, и Джессалин, не будучи в восторге, согласилась, что «да, красивый… необычный», и при этом перекинулась с продавщицей понимающим взглядом в трехстворчатом зеркале.