– Ваше Величество!
Всё сказано было ещё три дня назад, когда Изольда припёрлась в Тироль, заявив, что не будет отсиживаться, пока её люди гибнут на войне, защищая королевство. Зная упрямство старшей сестры, я даже спорить не стал, и с полуулыбкой слушал взволновавшихся не на шутку царедворцев. Сколько охов и ахов! Сколько копий было сломано в словесных баталиях! Но когда Шеридан обратился за помощью ко мне, чтобы я сказал веское слово, я произнёс:
– Если бы на месте Её Величества был Его Величество, вы бы тоже спорили?
Дворяне гулко замолчали, а королева расхохоталась, и больше этот вопрос не поднимался.
– Что тут? – спросила Изольда, спешившись, и встав со мною рядом.
– Казиус отправил своё потрёпанное войско в атаку, – принялся объяснять я. С правого фланга, видите? То шагом выдвинулись около десяти тысяч кавалеристов. Он их поставил напротив нашей кавалерии. А за ними шлёпают тэнеберийские латники. Учатся быстро. Копьями вооружились длинными, чтобы нашу кавалерию, если что, в копья встретить.
Королева нахмурилась:
– Так правый фланг в опасности?
– Ну что вы, Ваше Величество? – я презрительно пожал плечами, – Чтобы кавалерии в пешем строю противостоять удачно – не один месяц тренироваться нужно. Без этого они так, толпа с длинными палками.
– А в центре? – живо поинтересовалась королева.
– В центре Казиус поставил всё то, что ему не сильно нужно. Мою фалангу уже весь континент знает. Потому в лоб кидать свои лучшие силы он на них не хочет. Полагаю, думает сломить нас с левого фланга, и обойти с тылу фалангу.
– Так лучшие силы у него слева?
– Совершенно верно. Тридцать тысяч конницы и ещё десять тысяч латников. Казиус не дурак, и видит, где можно прорвать оборону.
– Был бы умным, сидел бы дома, – поджала губы Изольда.
Я не выдержал и расхохотался, хотя нервы были натянуты до предела.
И тут в поле пошёл гул. Тэнеберийские кавалеристы на обоих флангах перешли на рысь и, увеличивая скорость, потекли вперёд огромной, неудержимой рекой. Зрелище, конечно, не для слабонервных. Даже Изольда тихо охнула и немного побледнела. Хотя лично я был абсолютно спокоен, и лишь ждал, когда кавалерия пересечёт нужную черту. Наши командиры орали на солдат, приказывая подтянуться, построиться, приготовиться. А я наставил палец на поле и сказал: бум!
Двести мин, заложенные по всему фронту, шарахнули знатно. Тысячи тэнеберийцев полетели с коней и вместе с конями. Кто-то закрутился, заорал. Поле всполохнулось десятками тысяч криков. С нашей стороны – восторженными. С тэнеберийской – злыми и полными ярости. И, тем не менее, тэнеберийцы продолжали рваться вперёд! Потрёпанные, истерзанные. Но вперёд. И если на правом фланге после моей команды навстречу врагу пошла наша конница, и быстро остановила, а после и вовсе отбросила прореженную конницу тэнеберийцев, то на левом дела обстояли похуже. Вражеская кавалерия, потеряв на минах тысяч пять убитыми, всё равно успела прорваться, и лавой нахлынула на нашу пехоту. Те под натиском конницы стали отступать, а после и вовсе обратились в бегство. На встревоженный взгляд Изольды я лишь успокаивающе улыбнулся и дал сигнал графу Шеридану. И из Тирольского леса хлынули сорок тысяч нашей кавалерии. Тэнеберийцы заметили фланговую атаку, даже пытались развернуться, но сделать уже ничего не успели. Конная лавина смела как минимум половину оставшейся конницы, и другие, пытаясь уйти, поскакали на пехоту Шеридана-младшего. И тут же попали под слитный залп пяти тысяч арбалетов. Этого оказалось достаточно, чтобы теперь уже тэнеберийцы обратились в беспорядочное бегство. Многие вообще бросали оружие и становились на колени, сдаваясь на милость победителей. Другие скакали назад – к своему лагерю, где тоже происходила странная суета. И я, помня, о чём мне рассказал главный маг Казиуса, встревоженно сказал Агелю: