Виктор собрался, было, возразить, но, увидев в руке товарища «Вальтер», захлопнул рот. Он откинул одеяла, разбросал солому и извлёк из-под них стопку тетрадей, аккуратно завёрнутых в промасленную бумагу.
– Может, ты всё же объяснишь…
– Объясню. – согласился Геннадий. – Да ты и сам сейчас всё поймешь. Ну что, готов?
Виктор кивнул.
– Тогда пошли! И костыль свой не забудь – споткнёшься ещё, тащи тебя…
Шагая к дому Лехтоненов, Геннадий предвкушал, как спросит рыбака, почему тот собрался их предать – неужели родная кровь, пролитая царскими сатрапами, для него вовсе ничего не значит? Но – разговора не получилось. Стоило Геннадию, распахнув ногой дверь, ввалиться в дом, как Юха-Пекка с резвостью, которую трудно было ожидать в его почтенные годы, вскочил из-за стола.
– Сатана перкелле! – прохрипел он, и в ладони узкой серебряной рыбкой блеснул пууко.
Тут уж стало не до разговоров – Геннадий начал стрелять. Две пули, одна за другой, в грудь старого финна, и ещё одна, контроль – в голову. За спиной вскрикнул Виктор – «что ты творишь?» – но не успел Геннадий ответить, как на пороге соседней комнаты возникла Тюуне. Она кинулась к мужу, потрясла неподвижное тело, вскочила и, выставив перед собой руки со скрюченными пальцами, пошла на убийцу. Геннадий попятился – так страшна была она в этот момент, в длинной ночной рубашке, простоволосая, с рассыпавшимися по плечам рыжими патлами. Две пули одна за другой ударили женщину в живот, и несчастная мешком осела на пол За спиной у Геннадия раздались рвотные звуки. Он обернулся – Виктор, ухватившись за бревенчатую стену, согнулся вдвое и извергал на пол недавний ужин. Выпрямился, вытер рукавом мокрые, побелевшие губы. Стало тихо, только Тюуне жалобно скулила, причитая в смертной тоске.
– Не видишь, она же мучается! – прошептал Виктор. – Сделай что-нибудь!
Геннадий в ответ осклабился, и улыбка его больше походила на волчий оскал. Щёлкнул складной нож.
– Если такой жалостливый – держи, избавь её от страданий. Лучше всего режь глотку, так оно вернее. Только в крови не изгваздайся…
И презрительно усмехнулся, когда Виктор отвернулся к стене в попытке удержать то, что осталось в его многострадальном желудке.
«…жалкий слизняк, гуманист хренов! Все они слизняки…»
Он наклонился к женщине и ловко исполнил собственные рекомендации. Вытер нож о ночную рубашку, убрал в карман.
– Ну что, герой, проблевался? Тогда пошарь в кладовке, собери пожрать из расчёта на пару дней. А я пока пойду к колодцу, наполню анкерок – плоский дубовый бочонок, стоящий в углу сеней. – Путь нам предстоит неблизкий, надо подготовиться…