(Ба, да ведь это Швайковский!)
Холм разверзся, Швайковский на кляче скакнул в недра земли, оставив в назидание потомкам соленый огурчик…
— Людвиг ван Бетховен, — выпалил Филдс, осознав, что зеркало криво.
…Где ты, пасторальная, мягко-лирическая чувственность автора «Афинских развалин»? Седовласый, с непричесанными космами, гений все глубже уходит в себя, обращаясь к полифоническим формам.
— Я не желаю ничего слышать! — кричит он шпиону, разрывая в мелкие клочки рюриковские облигации.
(Ба, да ведь это графиня Тулупова!)
— Повторите, что вы сказали?
Графиня подбавляет газу в межпланетное фортепиано фирмы «Блютнер», откуда идет кучерявая масса вперемежку с галактическими шнурками, носками и трусами. Слышится лай из созвездия Азизы…
— Иван Павлов.
…Старичок едет по кочкам на велосипеде. Сейчас кончится рощица, а за ней — женский монастырь, где служит мессу набожный Козловский. Бога нет! Есть условный рефлекс: лампочка загорается — слюна выделяется.
— Что вы знаете о симптоме Торчинского? — спрашивают ученого любознательные монахи.
(Ба, да ведь это Тарантулов!)
Какой, однако, мягкий тенор у Козловского…
— Юлий Цезарь.
…Сенат рукоплещет диктатору. Ему нет равных в борьбе за Власть. Это признает саудовская аристократия, а также простой люд. Пусть Цезарь невзрачен, зачнут в подпитии и смешон в кепке набекрень с бычком «Беломора» в зубах… Он велик. И прост. Тяпнув стаканчик, он шепчет группе представительных сенаторов скабрезный анекдот про кассиршу, которую он пришил где-то между Ганой и Пизой.
(Ба, да ведь это Коля Курчавый!)
Вот теперь тот факт, что Коля является прямым родственником Юлия Цезаря по вектору Исторической Аналогии, стал непреложной истиной…
— Конан Дойл. Хочу серьезного разговора!
…На Бейкер-стрит спустился промозглый туман. Конан Дойл, прикрыв ноги пледом, сидит напротив Филдса у камина.
— Я ненавижу сыщика с Бейкер-стрит, — говорит он. — Детектив стал литературным наркотиком, потребность в котором растет с каждым днем. Иллюзия страха способна вызвать сильнейшую эйфорию, я утверждаю это как медик.
— Скажите, мэтр, — спрашивает Филдс, — что вы думаете… обо мне?
— Ремесло сверхчеловека престижно, но, согласитесь, неблагодарно. Конечный итог? Мозгу вредна чересчурность. Есть ли смысл в том, что вы изо дня в день щекочете свои нервишки? Добро всегда побеждает Зло, этим детектив и силен, — ведь даже самый изощренный сатана становится добычей ловца.
— Нет! Нет! Нет!!!
И тут перед Филдсом разлилась чернота, а в центре — светлый кружок блюдечка.
— Что это вы так разорались, милущий?