И она пошла к дому, где жила женщина, оставшаяся без карточки. Ребята смотрели ей вслед, и Федоров восхищенно воскликнул:
— И откуда она всё знает?!
Она действительно знала всё, что делается во многих домах. К ней часто приходили какие-то мальчишки и девчонки, из которых она сколачивала бытовые бригады, и докладывали ей, кому принесены дрова, для кого выкуплены продукты, сколько добыто воды. Никто ей этого не поручал, но как-то так выходило, что ко всякому делу она причастна.
В часы патрульной службы у Шурика была своя забота. На каждой улице он искал исчезнувшего Тихона Фомича. Для него уже стало привычкой в каждом незнакомом лице высматривать черты ненавистного немецкого диверсанта. Несколько раз ему казалось, что Тихон идет навстречу, но при ближайшем рассмотрении он убеждался в своей ошибке.
В этот день патрульная четверка возвращалась во взвод с дальней заставы. Хотя Тихон шел по другой стороне широкого Лесного проспекта, Шурик его узнал, сам не зная по каким приметам. То ли по крутому срезу нижней челюсти, то ли по какой другой черточке, неведомо как зацепившейся в памяти, но сомнений никаких не оставалось. Шурик даже остановился. Оля тоже остановилась как привязанная и повернулась к нему:
— Что случилось?
— Видишь того, человека, на той стороне?
— Вижу.
— Это он, помнишь, я рассказывал…
Оля вытащила свисток и оглянулась на Федорова и Душенкова, но Шурик схватил ее за руку.
— Сбежал!
На другой стороне проспекта никого не было, — Тихон исчез.
— Он в переулок свернул, там переулок, — торопливо заговорила Оля и объяснила подошедшим ребятам: — Шурик своего диверсанта узнал. В переулок свернул. Побежали.
Бежали они очень плохо, задыхаясь как старички, спотыкаясь и поддерживая друг друга, с трудом преодолевая снежные сугробы. Когда они добрались до поворота, в переулке уже не было ни души. Несколько приземистых домиков с окнами, забитыми фанерой, придавали переулку особенно пустынный, вымерший вид.
— Пройти его он не мог, — уверяла Оля. — Значит, зашел куда-то. Пошли по домам, я тут всех жильцов знаю.
— Погоди, — остановил ее Душенков и спросил у Шурика: — А ты точно узнал? По протезу?
Шурик смутился. Только сейчас он сообразил, что именно эта главная примета не сходилась. Человек, пропавший в переулке, шагал нормально, не хромая, свободно сгибая обе ноги. И еще вспомнил Шурик, что правый рукав его пальто был, как пустой, глубоко засунут в карман, а левая рука моталась в такт шагам.
Когда Шурик признался, что подозрительный мужчина отличается от Тихона, как однорукий — от безногого, Федоров затрясся от смеха. Даже Оля взглянула на Шурика укоризненно. Душенков чертыхнулся и повернул обратно.