— Гнусно? Господи! Знаешь ли ты, милая моя, что ты пишешь? Из какого уголка подсознания вылазит у тебя эта мерзость? Читай вслух! И перестань отпираться.
Клайти держала в руке письмо, не зная, что делать; выражение лица, нахмуренные брови ясно говорили, что у нее появились сомнения в его психической полноценности. Наконец она вынула грязный, сложенный вчетверо листок, но не стала разворачивать.
— Честное слово, я никогда в жизни не видела этого письма, — решительно сказала она и чуть улыбнулась, как будто не верила, что дядю Лоренса можно в чем-то убедить. — Я говорю правду, — продолжала она. — Я никогда, никогда не видела этого листка, и потом, я не из тех, кто пишет анонимные письма. Вся эта глупость о переходном возрасте, которую вы вычитали в ваших книгах… Неужели вы не видите, что она не имеет ко мне никакого отношения?
— Читай, Клайти. — Его голос почти сел. — Ты это сделала и должна понять, как это омерзительно. В этом твое единственное спасение. Ты должна осознать, какая это гадость.
Клайти развернула письмо, взглянула на него и отстранила от себя на вытянутую руку.
— Нет, я не буду это читать. — Заговорившая в ней возмущенная гордость живо напомнила одному из невольных зрителей этой сцены мисс Эвадну. — Вы разве не видите, дядя Лоренс, какую чудовищную ошибку совершаете? У вас нет права обращаться со мной таким образом. И я это не потерплю. Немедленно возьмите эту гадость, или я сожгу ее.
— Читай! — вопил Лоренс. — Читай вслух!
— Не буду.
Чарли Люк быстро вышел из укрытия и выхватил это яблоко раздора из рук Клайти. Он был вне себя.
— Хватит, — единственное, что нашелся сказать Люк: ему удалось преобразовать тысячевольтный заряд в спокойное негодование и выглядеть ангелом Господним из современной «моралитэ».
Лоренс Палинод, верный себе, не заметил, что Люк появился не из входной двери.
— Я не слышал вашего стука, — произнес он с достоинством.
Пожалуй, сейчас только это замечание могло привести Люка в замешательство. Он открыл рот и тут же закрыл его, не сказав ни слова, но взгляд его продолжал возмущенно буравить не в меру разошедшегося Палинода.
Он секунд десять не отводил от Лоренса глаз, пока не вспомнил о Клайти. Она испугалась гораздо больше дядюшки и собирала силы для отпора. Но первые же слова Люка, поразив неожиданностью, вернули ей самообладание.
— У вас ведь есть какая-то другая одежда? — возгласил он. — Наряд, который вам к лицу?
Клайти виновато кивнула.
— Идите и переоденьтесь. Вы из этого выросли, — продолжал он и одним взмахом руки перечеркнул исследования Лоренса Палинода в области психологии пубертатного периода, равно как все семейные авторитеты.