В комнате у нее за спиной послышалось сдавленное стенание, что подтвердило диагноз Рене, которая затрепыхалась при этих душераздирающих звуках, как испуганная птичка.
— Уходите, пожалуйста! — обратилась она к Люку. — Его надо допрашивать, когда он начнет приходить в себя. Если он виноват, он сознается в чем угодно, только бы его оставили на минуту в покое.
Люк не знал, что делать, и Рене стала потихоньку толкать его с площадки.
— Ну и денек предстоит, — вздохнула она. — Везде надо вымыть; из больницы приходит мальчик Клайти, и его надо тут же уложить в постель. Да еще этот идиотский прием. Эвадна, конечно, пригласила пол-Лондона. Альберт, уведи, пожалуйста, мистера Люка к себе. Завтрак я вам обоим пришлю.
Из-за двери донесся агонизирующий вопль, и инспектор сжалился над поверженным воином.
— Даю ему полчаса, — сказал он и, поймав взгляд Кампьена, выразительно поднял вверх оба больших пальца. Закрыв за собой дверь спальни и решительно отвернувшись от единственного удобного кресла, прибавил: — Капитана предоставляю вам.
Кампьен был этим явно доволен.
— Женщина у вас? — спросил он.
— В камере. Исходит слезами. — Люк дернул плечами. — Мы допрашивали ее почти всю ночь, и теперь у нас наводнение. Странная все-таки вещь, на бумаге соловьем разливается, а на допросе молчит как рыба. За три часа ничего не могли из нее вытянуть, кроме «О Господи!».
Люк все-таки сдался на уговоры, сел в кресло и усилием воли открыл пошире глаза.
— Она призналась? — спросил Кампьен.
— Призналась. Мы нашли у нее бумагу, чернила и конверты, а также промокашку с отпечатком измененного почерка. Она отказалась выходить на улицу до вечера. Сидела дома, надувшись как мышь на крупу, — с этими словами он надул щеки, насупился и руками описал полушария, изобразившие поднятую корсетом грудь. — В конце концов она все-таки раскололась. И из нее как посыпалось. И все про капитана, какой он милый, какой доверчивый, как его все обманывают. Он тронул ее до глубины души, и она сделала то, чего ни в коем случае делать нельзя. Она это понимает, ведь она получила хорошее воспитание… Как только этим старикам удается вызывать у женщин такие чувства! Выворачивают, наверное, пустые карманы и жалобно хнычут.
Он удобнее уселся в кресло, поправив подушки; веки пока еще удавалось держать приоткрытыми.
— Но справедливости ради надо признать, эта женщина обведет вокруг пальца кого хочешь. Думаю, что он понятия не имел, какую кашу заваривает, сидя перед этим шаманским кристаллом. Скорее всего, просто нес всякий бред, словом, интересничал.