) Не спи, я ещё не договорила! Иногда мне кажется, что всё это как-то пошло, грязно! Нет, сейчас всё классно, но я о другом…» — «М-м-м… Ты как-нибудь, малыш, определись: сама же твердишь, что твой рядобибл-учитель был на тебе помешан и тебя это жутко доставало, хотелось более простых отношений…» — «Он был помешан на мне, а может, помешан на своей помешанности на мне — ну и что? Я
сама всегда хотела на ком-нибудь помешаться — но не на нем же! — надо же почувствовать, что это такое…» (
Недовольно-презрительная гримаска, быстрый взгляд и — а-а-а!!! — просто зверский щипок!) «И не на тебе, конечно, дубина ты сонная! Отверни от меня свою тупую башку, не желаю слушать твой храп!» И тут же возня и просительно-смешливое мурлыканье: «Милый, милый, давай обнимемся крепче!» — «Хоть на миг, но станет легче», — уже глубоко-глубоко из расплавленного озера эхом отзывается он, покорно принимая нужноудобную позу…
Еще, конечно, он читал ей древнерунцев (как раз тогда сам ими увлекся, а её учил древнерунскому — о судьба! — не кто иной, как неотвязный рядобибл, в силу чего Рамон заочно проникся к нему некоторой симпатией, несмотря на явную расчётливость его «любви», ну ещё бы, такая девочка сама в руки упала!) и среди прочих какое-то совсем уж пафосное, многократно-талдычное «с любимыми не расставайтесь». Они оба над ним смеялись и уверяли друг друга, что люди расстаются, это нормально, всё заканчивается, и нефиг огород городить, всё равно всё свиньи пожрут и потопчут…
А этот его, неотвязного рядобибла, напыщенный стишок, так не понравившийся Наргиз, но оставшийся в кармане её чёрно-бело-красной модно-негреющей куртяшки — уж не он ли стал последней каплей? Чудной всё-таки был этот рядобибл: явно одарённый, но как-то нелепо, по-щенячьи, тыкающийся носом в житейские проблемы, вечно на чемоданах, на каких-то съёмных квартирах… Не сделавший никакой карьеры сам, но возжелавший осчастливить — непонятно чем — возлюбленную… По идее, почти механически размышлял барон, стоило бы познакомиться, конечно, уже много после этой истории с Наргиз, явно нашлось бы о чём поговорить… Да и стишок, хоть и напыщенный, но вполне профессиональный, и на древнерунском… Услужливая когда не надо память, пару раз натужно скрипнув несмазанной телегой, выволокла-таки из тумана и холодной чёрной грязи никогда не видевших солнца залетейских болот былого техноэкзотическое название — «Лифтинг», а затем, надсаживаясь, покрякивая, хлопая крыльями, и всё остальное. Странно было смотреть на эту сразу грузно осевшую в булькающую топь проржавелую, затянутую тиной искорёженную махину чужой мёртвой страсти…