За дверью кашлянули, затем постучали.
— Заходи, Лактанций, заходи, твой повар и без тебя справится, — ничуть не смущаясь, что приглашает в чужую комнату, да ещё хозяина, небрежно бросил Пончо, вскочил и полуотдернул штору. — Мы тут, понимаешь, рассуждаем о достоинствах поясного портрета эпохи 55–79-го Адмираблей… — и он кивнул в сторону привычно держащего пальцы веером Пластрона.
— Сдается мне, что ты опять обнаглел и компостируешь мозги… — слегка пригнув голову, чтобы не стукнуться о низкую притолоку, вошел и усмехнулся всем своим добродушным, но хитроглазым лицом с большим носом и кустистыми бровями человек лет 50, высокий, жилистый, в видавшем виды пестром фартуке. — А обнаглел потому, что вчера пропил очередную плату за комнату — и где! В трактире «Краб и Шукрийа», у конкурентов! Ты что же, сын ехидны, не мог просрать свои гроши здесь, где бы тебя бережно отнесли в комнату и подсунули бы тазик?
— Да пусть меня сожрет блаженный Мангопард, Выцветающий Призрак из Сельвы, если я…
— Мангопард, тем более блаженный — это грязная выдумка ушлых охотников за аллигаторами и торговцев крокодильей кожей!
— Хрен с ним, с Мангопардом, я его сам не видел! Но, Лактанций — мы там в споре схлестнулись, ну, понимаешь, нельзя было отвильнуть! Хирам, сборщик налогов, писарь Ахвалахдаб — тот косоглазый горбун, он у тебя тоже бывает! — и я… И как раз выясняли, куда деваются… — он оглянулся и понизил голос, — куда деваются списанные Адмирабли!
— Как куда? Живут припеваючи в Райских Садах Адмираблей, — гостинщик возвел очи горе и мечтательно причмокнул, — на всём готовом, пока их не распределят на теплые местечки!
— И ты, умный и образованный человек, сосчитавший все звезды на небе, всех раздевающихся красоток за полузадёрнутыми шторами и каждый денарий в карманах своих постояльцев — да хранит тебя Святой Пластрон! — веришь этой ерунде, распространяемой неграмотными мастеровыми, всякими хромыми Порфириями, тупоглазыми Хрумзаде и заиками Звинцо, от которых даже их родных матерей выворачивает каждые полчаса!
Лактанций сдвинул брови и, присев за стол, забарабанил по нему узловатыми пальцами: пофигист мимоходом упомянул его любимую тайную игрушку — спрятанный на чердаке мощный прачеловский дальновзор (Пончо его и помогал туда затаскивать), намекая на необходимость снисхождения… Собственно, Лактанций, содержатель трактира-гостиницы в седьмом поколении, и сам знал цену постоянной клиентуре, верному источнику не только денег, но и новостей (да и просто друзьям в конце концов) — и, конечно, не собирался ссориться.