отпечаток чего-нибудь.
«Дети, все они — только дети», — внезапная грусть прохладной водяной змейкой скользнула Рамону за шиворот, и лучезарный шумный полдень сразу как-то потемнел и обеззвучился, а толпа выцвела и превратилась в наплывы невнятно жестикулирующих теней — быстро надень дымчатые очки, вбеги в солнечное затмение: прохладнолика речная рябь, расслабляет её беспрестанное бесшумное накатывание, растворяется душа где-то посреди блеклой беззвучицы давноминувших мимолетных ртов и смытых глаз — и если здесь ещё пристойно быть, то лишь безумно усталой водомеркой или крапинкой на перепелином яйце…
«Вот он, прыгает и хлопает в ладоши, — Рамон смотрел словно сквозь Пончо, — ужас забыт, на улицах новая игрушка. И все они так — подальше от страшного и непонятного. И за это их нельзя винить, барон», — обратился он сам к себе. Перед глазами возник огромный мокрый плац Твердыни, идеально чёткие орденские каре в серо-зелёных дождевиках (новоиспечённые шевалье), моросящая пустыня мрачного вечернего неба, под ней в шеренгу — тускло блистающий цвет гарнизона: полсотни баронов (синяя сталь), пара десятков графов (сталь), несколько маркизов (ржавая листопадная охра) и впереди кроваво-алый лорд Боэций 211, Церемонимейстер. Его Пси-усиленный голос гремит над плацем, и кажется, вся враждебная Вселенная содрогается от мерного океанского рокота клятвы и ответного гудящего эха каре — свинцово падая, рассыпаясь и вновь восставая из мёртвой пены: «…Боль и тоска, страх и страдание, ужас и скорбь человечества — на твоих плечах, Орден! …Стойкость и мужество, сила и разум, воля и гнев человечества — ты, Орден! … Меч разящий — в руках Твоих, истина — на Твоем щите, Дух Святый — над Тобой! …Ты — альфа и омега, надежда и опора, любовь и спасение! …Плечо к плечу, меч к мечу, вместе умрем — вместе воскреснем!»
…Пульсация в висках, алые вспышки под веками — Аура Боя, Тревога 1-й Степени! Отшатываясь наугад и штопором вывинчиваясь из толпы, Рамон успевает понять, что случайно затесался в опасную зону, но заварушка нешуточная. Через головы летят и с грохотом взрываются пузыри с болотным газом; уже загорелись битум и гудронаторы, корчатся раненые и обожжённые; в толпе давка и паника. «Свамперы!» — множится крик. А вот и они сами — сбросили хламиды и, сверкая жабьей кожей, раскручиваясь на месте, мечут подвезенные втихаря пузыри тупых жвачных гигроидов из псевдо-дельты Хуанцзы. Если бы не раненые — мелькает дикая мысль — да бестолковые стражники, ловящие пузыри на свои алебарды, а потом извивающиеся на земле, метатели походили бы на прачеловских