Но ему и этого было мало. Ему бы радоваться, что Веточка нашлась, а он, наоборот, устроил На чердаке тюремную камеру. Ее перестали выпускать, только регулярно приносили еду: воду, молоко, лечебные травы, кресс-салат и холодную рыбу — все, как она любила. А она, хоть и ела, таяла на глазах. Однажды, под вечер, они со служанкой услышали, как пленница изо всех сил бьет кулачонками в доски, которыми Коленшо заколотил чердачное окно. Поднялись наверх, а она лежит без сознания, — обессилела, бедная. Коленшо встревожился, поднял ее на руки, — легкую и хрупкую, как перышко, — понес вниз и положил на диван в комнате, которую они называли гостиной. Тут только он заметил, как она переменилась, и ему стало страшно: прежде ее кожа цветом напоминала зеленый, светящийся изнутри плод, а теперь она стала матовой с желтым отливом, как бока переспелых слив. Блеск в глазах пропал, дыхания почти не ощущалось. Она долго лежала без движения: в открытое окно прямо на нее падали лучи заходящего солнца, лаская ее и обогревая. Той ночью Коленшо не стал забирать ее наверх, оставил лежать на диване, а когда наутро спустился, то увидел, что она стоит во весь рост в оконном проеме, зияющем, словно бойница, и купается в лучах восходящего солнца. Кожа ее снова засветилась, как прежде, в тот день она первый раз за долгое время поела, и постепенно к ней вернулись силы. Больше на чердак она не возвращалась.
Видя, что она немного окрепла, Коленшо стал брать ее с собой на прогулку, — они бродили вдвоем по окрестным полям, по берегу реки. Много времени проводили теперь вместе, но то были грустные часы: Веточка почти не разговаривала и брела сама по себе, а Коленшо был все время настороже и не спускал с нее глаз. Но ему все труднее было выкраивать время для прогулок, — дело разрасталось и требовало его всего без остатка. Видимо, тогда в деревне и закрыли старую мельницу; дело отца Оливеро прибрали к рукам люди недостаточно предприимчивые, лишенные практической жилки, они очень скоро не выдержали конкуренции с мельницей соседа и прогорели.
Чтобы немного разгрузить себя, Коленшо даже нанял управляющего, но все равно заказов было столько, что мельница работала без перерывов, днем и ночью, и частенько на работу приходилось заступать самому хозяину, а его, разумеется, ждали и другие дела: надо было объезжать рынки, договариваться с фермерами, вести бухгалтерские журналы и отчеты. В этом от Веточки, увы, проку не было; наоборот, ее присутствие чаще мешало. В доме теперь постоянно толпился народ: грузчики, кучеры, фермеры из ближней и дальней округи. Все эти люди слышали о Веточке: наверное, не было такого человека на тридцать миль окрест, — мужчины ли, женщины, ребенка малого, — которому не рассказали бы когда-то историю про зеленых найденышей. Естественно, Веточка была предметом общего любопытства, Коленшо о ней постоянно расспрашивали, а ему это страшно не нравилось. Впрочем, люди быстро поняли, что для мельника это больная тема, и старались ее не касаться. Однако всегда находился кто-нибудь, кто по недомыслию или неведению принимался бередить старую рану.