По случаю смерти Фердинанда и начала правления королевы[34], в стране была объявлена частичная амнистия, и меня освободили. Еще в тюрьме я решил, что, как только выйду на волю, при первой возможности уеду искать счастья в освободившихся колониях[35], благо мне удалось сохранить двадцать английских гиней тем самым способом, какому меня научил мой прежний работодатель, — зашив их в подкладку жилета. С их помощью я надеялся добраться до Буэнос-Айреса или Рио-де-Жанейро, если, конечно, не подвернется какая-нибудь работа. Выйдя на свободу, я сразу взялся осуществлять свой план.
Я не буду пересказывать все перипетии моего путешествия: это заняло бы слишком много времени. В Кадисе я нанялся матросом на судно, которое под испанским флагом занималось самым настоящим разбоем: мы брали на абордаж английские торговые шхуны, возвращавшиеся из восставших колоний. На самом деле, флаг и название были ни при чем, — мы вели себя, как пираты: команда наполовину состояла из бывших заключенных той тюрьмы, откуда я только что вышел. Начали мы с того, что удачно зацепили два английских судна, направлявшихся в родной порт, и сняли с них весь ценный груз. И тут нас спугнула неизвестно откуда взявшаяся шхуна: она стала нас преследовать, а поскольку шла налегке, держа курс на колонии, и водоизмещением превосходила наше судно, то без труда догнала нас. Обменявшись парой выстрелов, мы сдались, и ходить бы мне в кандалах, как остальным членам команды, не открой я капитану, кто я по национальности и как оказался на пиратском корабле. Мне повезло: капитан-англичанин поверил моему рассказу, и я сделался посредником-толмачом его сношениях с захваченным «испанцем». Вместе с капитаном другого английского судна, проходившего мимо, они составили конвой и препроводили пленников в Буэнос-Айрес, где и передали в руки властей. Я помогал капитану-англичанину вести переговоры, а когда все закончилось, попросил его отпустить меня. В ответ на мою просьбу он предложил мне место матроса на своем корабле, но я твердо решил попытать счастья в колониях и, видя мою непреклонность, он не стал меня задерживать, пожав на прощанье руку.
На берег я сошел под вечер. Ища, где переночевать, решил снять комнату поближе к порту. Я сторонился центральных улиц, — там все было дорого, и меня могли принять по виду за бродягу, поэтому я выбрал параллельную, малолюдную улицу, которая, как мне показалось, шла вдоль берега реки в сторону городского центра. Пейзаж был унылый, — особенно после Кадиса: всюду плоские крыши, дома, похожие один на другой. Мне вдруг сделалось одиноко, и я почувствовал себя беспомощным. Улицы будто вымерли, да тут еще пошли сараи и причалы, — в общем, я порядком измучился, пока дошел до населенных кварталов. Дома большей частью были традиционного испанского типа: на улицу выходит глухая стена за металлической оградой; в редких случаях через открытые ворота виден уголок яркого, украшенного цветами patio