Он воткнул стрелу в песок, чтобы потом подобрать, и вытащил из-за пояса кинжал. Только теперь доспехи стали неохотно поддаваться. Работа шла тяжело, но Казар явно был настроен довести ее до конца. Устав от ожидания, Байяр отвернулся и сказал:
— Я требую обещанную тобой баранину. Сейчас.
— Сначала клятва, — напомнил Казар.
— Какая клятва?
— Я скажу, а ты просто повторишь.
— Ради жареной баранины я скажу все, что угодно, — заявил Байяр.
— Повторяй за мной: я клянусь в вечной верности и преданности тебе.
Байяр сглотнул и, поколебавшись, повторил:
— Я клянусь в вечной верности и преданности тебе.
— Я пойду впереди тебя навстречу твоим врагам, сколь бы много их ни было. Всех прекрасных девушек и замужних женщин, которых я захвачу, и всех коней я отдам тебе.
— Я пойду впереди тебя навстречу твоим врагам, сколь бы много их ни было, — эхом вторил Байяр. — Всех прекрасных девушек, замужних женщин и коней, которых я захвачу, я отдам тебе.
— Во время охоты, — продолжал Казар, — я первым принесу тебе диких зверей. Если же в бою я ослушаюсь твоего приказа или в мирное время поступлю противно твоим интересам, то лиши меня моих жен и моего имущества и изгони меня в пустыню.
Байяр сглотнул еще раз и послушно повторил последние слова клятвы. Казар с довольным видом кивнул. Все это время он неотрывно работал.
— Что это за клятва? — удивился Байяр.
— Ты что, нигде не учился? Такую клятву приносили Чингисхану его конники.
— Я не очень хорошо знаю историю Чингисхана, — признался Байяр.
Казар вскинул голову.
— Что же ты за монгол, если не знаешь наизусть жизнь хана Чингиса?
— Мы учились по советской системе, — жалобно произнес Байяр.
Казар только хмыкнул. Он уже проделал в доспехах дыру размером с кулак. Через нее можно было увидеть грудную клетку, причем покрывающая ребра бледно-розовая плоть скорее напоминала какой-то ядовитый гриб, чем человеческое мясо. Зато сочащаяся из раны кровь была краснее, чем у людей.
Казар провел кинжалом по грудине сверху вниз, и кожа разошлась, как будто была натянута на деревянную рамку; оказавшиеся под ней ребра после первого же удара сломались, словно сухие палочки. В ночной тишине звук показался громким и каким-то неприятным.
Пока Казар выяснял, с кем они столкнулись — с призраками или демонами, Байяр добрался до овечьей туши и принялся разрывать мясо грязными пальцами. На фоне неба его копошащаяся фигура казалась каким-то огромным степным зверьком, выбравшимся из норы. Затраченные усилия дали мало плодов, мясо оказалось жестким, и в руках монгола осталось лишь несколько клочков черной жесткой массы. Да и те тут же рассыпались. Несколько кусочков упали на шерстяные штаны, и те затлели. Издав вопль боли, Байяр вскочил и запрыгал вокруг туши.