Завороженная древним проклятьем, ступила невеста Полоза под своды храма и стала подниматься по гладкой лестнице. Идет, а глаза словно дымкой застланы – ничего вокруг не видать. Вот взобралась в башню, так высоко, что сердце замирает. А внизу обрыв и море синее, из которого, словно клыки чудовища, торчат острые скалы. И солнце красное заливает закатной кровью прибрежные воды.
Сколько жизней здесь загублено, сколько путников нашли в храме последнее пристанище…
Постояла девица на балконе, словно во сне, и стала забираться выше, на каменный парапет. Крошится старая кладка, сыплются галька да камушки – вот-вот разрушится крепость от времени. Но до тех пор хоть одну жизнь заберет с собою.
Встала девушка у самого края и руки опустила. Больно бьют по лицу мокрые волосы. Но не чувствует она ничего, кроме злой воли, что перстом указывает путь. Сорвался коварный ветер, толкнул Марну в спину – скоро упадет в бездну морскую. А голос шаманий все шепчет, уговаривает: «Лишь шажок сделай, только раз ступи и познаешь свободу!».
А по берегу призраком бесплотным мечется Хмель. Ужас застыл в его янтарных глазах, ведь не в силах слуга Змиев остановить древнее проклятие. Не может даже окликнуть Змеевну, как бы ни силился. Мольбище это построили древние задолго до его рождения, и он не властен над здешними чарами.
– Марнушка, вернись! – шепчет в отчаянии молодец. – Поворотись назад, не губи жизнь невинную.
Но нет никого наяву, только ветер гуляет по узкому берегу. Не помнит Марна ни себя, ни Хмеля; спит ее сердце, убаюканное шаманьей волшбой.
Постояв немного, занесла девица ногу над пропастью… Но тут проснулась на ее руке медная Веретеница, согретая южным солнышком. Сжала сильнее змеиные кольца, да как укусит со всей мочи госпожу за запястье.
Вскрикнула девушка, встрепенулась. Закапала кровь на белые камни. И будто спала с глаз поволока. Оглянулась, а вокруг только руины и крутой обрыв. Что есть духу кинулась Марна вниз по ступеням, мимо идола каменного, что скалил зубы в злобной усмешке. Бежала, не оглядываясь, прочь так быстро, что и ветру не догнать. А когда не осталось сил и солнце село, упала на землю, едва переводя дыхание. Горло беглянки горело, а рука ныла нещадно. Но вместо того чтобы плакать да причитать, воскликнула невеста Полоза с облегчением:
– Ах ты спасительница моя! От верной гибели уберегла, – она ласково сжала в руках медную змейку
– Гос-спожа, рада видеть тебя невредимой, – прошипела в ответ Веретеница, склонив голову.
– А уж я как счастлива, что ты проснулась! Был бы рядом Баюн, давно б принялся распекать меня за беспечность.