Андрей крошит хлеб в тарелку. Момент, когда он мог бы рассказать про Русова и ребенка, уже упущен. Он смотрит на Аню, и ему хочется, чтобы она пробилась сквозь густой туман, застилающий его мозг.
— Мне придется что-то предпринять, — говорит Анна. — Морозова меня в покое не оставит. Конечно, я ее уважаю…
Он поднимается, обходит стол и встает за спинкой ее стула. Она откидывается назад и прижимается к нему затылком. Наклонившись, он целует ее в щеку, потому что не может дотянуться до губ. Она закрывает глаза, берет его руку и целует ее, удерживая у лица. Потом касается ее губами еще и еще раз. У них есть немного времени до Колиного прихода, и, если они поторопятся.
Но он не может. Он должен ей рассказать.
— Аня.
— Да?
— Сегодня кое-что случилось.
Она резко оборачивается, чтобы взглянуть ему в лицо: глаза вопросительно распахнуты, тело застыло в напряжении.
— Что?
— Может, еще и ничего. Но Русов попросил меня осмотреть одного из его пациентов.
Она не произносит ни слова, ждет.
— Это ребенок, мальчик десяти лет. Его отец — по крайней мере, со слов Лены — из МГБ. Волков.
— Волков! — Она вздрагивает, будто через ее тело пропустили электрический разряд.
— Да, именно.
Между ними повисает молчание. Анна встает, подходит к окну и долго в него смотрит. Через некоторое время она поворачивается к Андрею. Он не может различить выражения ее лица, потому что она стоит спиной к свету.
— Ты хочешь сказать, тот самый Волков?
— Да. Он там один такой, я надеюсь.
— Боже мой… — Она непроизвольно понижает голос: — А что с ребенком?
— Русов отказывается говорить. Он дал мне понять, что симптомы указывают на какую-то форму ювенильного артрита. Отек, боль, покраснение. И не сказал ничего, что бы обрисовало полную картину. Это было совершенно непрофессионально. Но Лена говорит, там что-то серьезное.
— Она-то откуда знает?
— Потому что Русов по-тихому сделал рентген.
— Но это же невозможно?!
— Ему, похоже, удалось. Никаких записей не сохранилось, поэтому я не знаю, что он показал.
— Но значит…
— Можешь не говорить.
— …это что-то плохое. Поэтому он и не хотел, чтобы ты знал.
— Трудно не прийти к такому выводу, — сухо отвечает Андрей.
— Господи, — немного помолчав, выдавливает Анна. — Я должна бы думать о ребенке, но могу думать только о тебе.
— Со мной было то же самое. Как только Русов мне рассказал, все, о чем я мог думать, — ты и Коля.
Очень медленно Анна встает, упираясь ладонями в столешницу, как будто ей вдруг понадобилась опора.
— Пойдем на улицу. Здесь нечем дышать. Прогуляемся у воды.
— Но мы не успеем вернуться до прихода Коли, — говорит Андрей и сам удивляется, что не Аня, а он вспомнил об этом.