. Третьи же настаивают, что без «Великих дебатов» вообще не существует приемлемого способа изложения истории ТМО, особенно в учебных целях.
В любом случае тезис о «Великих дебатах» уже на протяжении более чем трех десятилетий воспринимается как канон и почти не подвергался сомнению. Однако ситуация начала меняться. Зарождение истории международно-политической мысли как отдельной дисциплины существенно изменило наше представление об эволюции предмета ТМО и, шире, об эволюции мышления в сфере мировой политики и международных отношений. Историки дисциплины не могли принять на веру многое из общепринятых утверждений: им нужны были доказательства — и открытия не заставили себя ждать.
Довольно быстро выяснилось, что сам термин «Великие дебаты» впервые начали употреблять австрало-британский международник Хедли Булл (с именем которого обычно связывают «Английскую школу») и американский бихевиоралист Мортон Каплан, однако они не без иронии относили его к своим собственным дискуссиям о «научности» ТМО, которые позднее будут названы Вторыми Великими или методологическими дебатами 1950— 1960-х годов (и это уже всерьез). Но это было только началом создания конструкта.
К немалому удивлению не слишком вдумчивых авторов, воспринимавших ее просто на веру, идея о трех последовательных «Великих дебатах» была сформулирована только в 1970—1980-е годы как результат стремления очертить теоретические контуры и проблемное поле «постоянно разветвляющейся дисциплины»[141]. По сути, начало «Третьих дебатов» стало точкой обратного отсчета: «Великие дебаты» было предложено рассматривать в ретроспективе, а не в исторической последовательности. Предшествующие дебаты были сознательно сдвинуты во времени — сначала примерно на десятилетие назад, а затем распространились чуть ли не на весь период после окончания Первой мировой войны. Такая структуризация истории дисциплины включала положение о первых «Великих дебатах» между либералами (идеалистами) и реалистами вокруг знаменитой работы Эдварда Карра «Двадцатилетний кризис» (1939 г. и позднее). Для того чтобы упорядочить крайне эклектичную дисциплину в 1980-е годы, были добавлены еще двое «Дебатов» — вторые — 1960-х годов, методологические, между бихевиоралистами (сциентистами) и традиционалистами, т.е. между сторонниками поведенческого подхода к международным отношениям, с одной стороны, и представителями более или менее традиционалистской Английской школы, с другой; и, наконец, третьи — «межпарадигмальные», начавшиеся с середины 1980-х годов и объясняющие теорию международных отношений как споры между тремя парадигмами — неореализмом, либерализмом и структурализмом (в другой редакции — рационализмом). Это не означает, что дебатов не было, диалог и спор — характерные черты становления дисциплины как и всякой другой науки, а не идеологии. Здесь же мы говорим именно о формировании канона периодизации при рассмотрении структуризации дисциплины как некоей догмы, затушевывающей целый ряд не менее важных споров и разногласий, проходивших на протяжении всего ХХ столетия (например, между марксистами и либералами, деонтологическими либералами и консерваторами, реалистами разных поколений, позитивистами и постмодернистами и т.д.).