.
Однако само понятие претерпело определенные метаморфозы. Французский философ и психиатр Жак Лакан (1901—1981) впервые использовал это понятие в 1936 г. для описания одного из трех порядков в теории психоанализа. Он считал, что воображаемое несет в себе коннотацию иллюзорности, соблазнения и восхищения. Тем самым он определил дуальность отношений между эго и спекулятивным образом. Такое понимание воображаемого предполагает его косвенный характер, своего рода игру между эмоциями и разумом, желанием, символическим порядком и реальностью, которая вновь и вновь тестируется, преломляется и видоизменяется. В последние годы некоторые авторы пытались переосмыслить проблематику идеологии и политического и социального воображаемого (например, французский философ греческого происхождения Корнелиус Касториадис (1922—1997) в работе «Воображаемый институт общества» (1975), однако их труды остаются преимущественно достоянием научной общественности, в то время как политики и обычные люди, особенно в нашей стране в силу известных исторических причин, скорее продолжают подходить к идеологиям в большей или меньшей степени с традиционно марксистских позиций. Короче говоря, они рассматривают связь между реальным и воображаемым как всеобъемлющую оппозицию между реальностью и идеями: идеологии и воображаемое совместно оказываются на стороне идей, выступают в роли средства, способного завуалировать грубую реальность материального производства.
Необходимость в социальных идеалах объясняется тем, что отказ от них означает застывание политического воображаемого, т.е. утрату способности человека справиться с «освоением реальности»[84]. Разумеется, воображаемое не создает реальность, хотя еще со времен Гегеля мы помним, что в политике видимость и есть реальность, оно лишь оказывает на нее частичное воздействие. Тем не менее воображаемое — институт, по крайней мере, в той части, когда оно репрезентирует систему смыслов, управляющую социальной структурой. Но тогда «воображаемое» входит в исторический конструкт, определяемый взаимодействием субъектов в конкретном, историческом обществе. Именно с таких позиций развивали свои идеи многие авторы, такие, например, как Бенедикт Андерсон в книге «Воображаемые сообщества» (1983), где он писал о государстве как «воображаемом сообществе», или Чарльз Тэйлор в работе «Современное социальное воображаемое» (2004), где он анализирует «воображаемый Запад».
Вывод из сказанного заключается в следующем: очень часто мы говорим об идеологиях, а фактически имеем в виду идеологическое мышление, манеру мышления и дискурс, а отнюдь не догму саму по себе. Разумеется, само слово «идеологический» предполагает особенно настойчивое следование определенному мнению, равно как и его содержательную сторону. История полна примерами групповых действий, в которых доктринальное содержание было вторичным или в которых основные идеи изменялись в процессе, причем сплошь и рядом самым драматическим образом, однако вера в идеологическое дело оставалась твердой. Подобные эпизоды подтверждают силу идеологического мышления, не затрагивающего содержание месседжа.