Летом восемьдесят второго умер Царевич-старший. Надрывался духовой оркестр. Народ топтался по клубнике и цветам Николая Николаевича. Страшный, с запавшими щеками старик (отец Эдика был на двенадцать лет старше Дианы Евгеньевны) лежал в гробу с приоткрытым ртом. Потом его бесконечно долго, через весь поселок, несли на кладбище. Потом в клубе ГЖЧ (Царевичи жили в военном городке), во время поминок, у Дианы Евгеньевны случился сердечный приступ.
Этой же осенью Василиса поступила в медицинское училище. Когда она сказала об этом Царевичу, тот растерянно заморгал:
— А как же я?..
Стоявшая на перроне высокая, коротко остриженная девушка с красивым крупным ртом и зеленющими насмешливыми глазищами вдруг приникла к Царевичу и, щекотно дыша ему в ухо, прошептала:
— А ты зажмурься, Иванушка, крепко-крепко и досчитай до тринадцати…
А когда Иван Царевич открыл глаза, пневматические двери с шипением затворились и электричка, с расплющившей нос об стекло смеющейся Василисой Прекрасной, тронулась…
ГЛАВА ВТОРАЯ,
рассказывающая о том, как Василиса и Царевич сначала нашли, а потом опять потеряли друг друга
— Кукушка-вековушка, сколько мне суженого ждать осталось? — спросила Василиса.
И вещая птица, подумав, ответила из березовой рощицы за речкой:
— Ку-ку… ку-ку… ку-ку…
Тринадцать раз прокуковала кукушка. Тринадцать, Господи!..
— Ну, это еще не факт! — нахмурилась вопрошавшая. — К тому же мы с тобой, подруга, не уточнили единицу измерения. Что значат эти твои «ку-ку»? Тринадцать лет?.. А может быть, дней?.. часов? А что, если — секунд?!
И тут сидевшая на песчаном откосе Дунькиной Гривы эффектная медноволосая женщина в джинсовом костюме крепко-накрепко сомкнула глаза и, быстро перекрестившись, зашептала:
— Один… два… три… четыре… пять, мамочки!..
Когда, досчитав до тринадцати, Василиса быстро открыла глаза, он, близоруко щурясь, уже стоял в воде, все такой же узкоплечий, в мать чернявый, с ямочкой на подбородке и заметными уже залысинами на высоком лбу.
— Ну, здравствуй, Царевич! — тихо сказала Василиса. — Это сколько же годков мы с тобой не виделись?
— Семь, — растерянно улыбнулся молодой человек в засученных до колен трикотажных тренировочных штанцах. — Семь лет, три месяца и, кажется, девять дней… А ты что, замужем?
— С чего ты взял?
— Кольцо у тебя…
— Так ведь оно же не на правой руке, Иванушка! А ты… ты-то не женился? У тебя — вон, тоже…
— Да это так, глупости… Перстень это, подарок, — пряча руку за спину, смешался Царевич.
— Ах, перстень, ах, подарок!.. Куришь?.. Да ты проходи, присаживайся, чего столбом стоишь?!