Да ведь и было чем!
Щелкнули замочки обшарпанного чемоданчика, и дорогой гость, с риском для жизни везший его аж через три государственные границы, с грустью в голосе сказал:
— Пиши расписочку, дорогой. Тут ровно семьсот пятьдесят тысяч баксов…
После завтрака полевой командир Борзоев водил столичного эмиссара по территории временной дислокации отряда. Были показаны в полный профиль отрытые окопы, блиндажи, капониры, в которых стояла новехонькая боевая техника: три БМП, танк Т-80 и установка «Град».
Играла гармонь, захлебываясь от счастья, взборматывали бубны.
— Аллах акбар! — вскидывая кулаки, кричали гостю бородатые моджахеды.
На берегу неширокого быстрого ручья — вода в нем была нефритово-зеленая, шумная, пенистая — московский гость, повосторгавшись стерильно чистым, воистину горным воздухом, неожиданно спросил:
— Скажи, дорогой, к тебе не приезжала журналистка Пашковская?
— Пашковская? — поднял брови Большой Беслан. — В первый раз слышу.
— А у тебя разве нет пленного по фамилии Царевич?
Полковник Борзоев пристально посмотрел на лысого одышливого толстячка.
— Клянусь бородой пророка Мохаммада, такого пленного у меня никогда не было.
— А я слышал…
— У тебя ненадежные информаторы, брат.
Солнце уже поднялось из-за гор. Оно еще не пекло, а лишь слепило и грело, и Князь, у которого с утра ныл зуб, подставив ему щеку, зажмурился.
Брызгая, билась о камни вода, утробно погромыхивали невидимые в нефритовой глубине булыжники. Вот так же тяжело и гулко ворочались мысли в лысой, напряженно наморщившейся голове.
Тот, кого прежде звали Ашотом Акоповичем, задумался так глубоко, что не сразу понял, что случилось.
— А-а?! В чем дело? — испуганно вздрогнул он, когда автоматные очереди зазвучали где-то совсем рядом, за кустами.
— Спокойствие, дорогой! — засмеялся Большой Беслан. — Это всего лишь салют в честь долгожданного гостя! Мои моджахеддины ликуют, Князь!
«Врешь, гад, это по беркуту они стреляют!» — глядя в синее горное небо, подумал про себя гость.
На обратном пути, когда шли мимо выстроенных в ряд по линеечке командирских джипов, лысый пузан в мятом сером костюмчике как бы между прочим спросил полковника Борзоева:
— Как мой джип «гранд-чероки», что поделывает его лихой наездник?
Тень не убитой еще птицы промелькнула по траве и по лицу бородатого красавца в черкеске. Глаза его потухли, ослепительная улыбка померкла.
— Мой сын Амир погиб во славу Аллаха, брат, — сказал полевой командир, провожая взором пролетевшего мимо беркута.
— Погиб?!
Нет, это был не возглас удивления, это был крик существа, до глубины души пораженного, захваченного отчаянием врасплох. Лицо Князя нехорошо посерело, челюсть обвисла.