— Господи, Мария Якимовна, вот уж встреча так встреча! — побледнев, покачала головой Василиса. — Боже мой, а уж я так вас вспоминала, так вспоминала!..
— И я тебя помнила, — улыбнулась Мария Якимовна. — А ты похудела. И волосы у тебя седые появились… Ну что, нашла своего суженого?
— Нашла. А вы-то что искали нашли?
— Да как тебе сказать…
— Господи, значит, и вы оттуда, из Чечни?
— Почему ты так подумала, Любаша?
— А я этого пацанчика в Гудермесе видела. Чеченец он. Эй, как тебя зовут? — подходя поближе, спросила Василиса. — Хан це хун ю?.. Господи, Мария Якимовна, да он же у вас… не дышит!..
— Ничего-ничего, это он так спит. А зовут его Иса.
— Иса… Это по-нашему Иисус, что ли?.. А головка у него почему в крови?
Пожилая женщина в темном платье и черном платке нахмурилась.
День был жаркий, почти безветренный. Плыли в мареве лиловые холмы. Разогретый асфальт лип к подошвам.
— Ты вот что, Любаша, ты бы подвезла нас. Тут недалеко.
— Господи, — растерялась Василиса. — Да я бы вас хоть на край света… Понимаете, у меня там Эдик лежит. Позвоночник у него сломан… Ну, сейчас как-нибудь потеснимся…
— Ну-ка, подержи моего, — сказала Мария Якимовна.
А дальше было вот что. Василисина знакомая открыла правую переднюю дверца джипа и, протянув руку пластом лежавшему Эдуарду Николаевичу, подняла его туловище. А когда больной, ошалело моргая, сел, рычажком зафиксировала спинку кресла в нормальном положении.
— Вот так, — удовлетворенно сказала она. — Хватит тебе хворать, поправляться пора с Божьей помощью. Ты крещеный?
Любовь Ивановна хотела было объяснить женщине в темном платье, что Эдик, к сожалению, не только не говорит, но и по-русски практически не понимает, она уже открыла по этому поводу рот, но тут Царевич, седеющий, совсем, мамочка, лысенький, старичок да и только, тут ее Царевич бледненько улыбнулся и тихо, но вполне отчетливо произнес:
— Ландышами пахнет…
Мария Якимовна поправила ему ворот рубашки:
— В Бога-то, спрашиваю, веришь?
— Раньше не верил, теперь верю… А я знаю, кто вы. Я вас повсюду там, на небе, искал, а вы, оказывается, здесь, на земле…
— Вон какой ты у нас… небесный! — мягко усмехнулась Мария Якимовна. — Ну, давай мне, Любаша, моего Иисусика!.. А чего рот-то разинула, Царевна Лягушка? Ты вот что, ты лучше садись-ка за руль, а то меня совсем, поди, заждались.
Мария Якимовна с Исой на руках устроилась на заднем сиденье, Василиса, следуя ее указаниям, съехала с трассы на проселок, пару раз крепко тряхнуло, но Царевич, отлежанные волосюшки у которого на затылке торчали дыбом, даже и не поморщился.