Пойди туда — не знаю куда (Максимов) - страница 6

— Так ты любишь или нет хоть что-то, русский солдат? — улыбаясь, переспросил Беслан.

Белобрысый ефрейтор облизнул серые, мгновенно пересохшие губы и не прошептал даже, а выхлипнул:

— Люблю…

Металлически щелкнувшее лезвие, выкинутое стальной пружиной, неожиданно легко вошло в грудь великана по самую рукоять. Негромко хоркнув, полевой командир вытаращился и, изумленно глядя на замурзанного заморыша, медленно разинул рот. Зубы у полковника были на диво ровные, синевато-белые. Он не опрокинулся на спину, как ожидал Авенир, а, словно бы прося прощения, осел перед ним на колени и лишь после этого боком завалился на мокрую траву. С полминуты похрипев, бородач вздохнул и замер, глядя на Луну белыми, закатившимися под лоб глазами…


— Ой, Зинок, лунища-то какая! — открывая окно, сказала Василиса.

Медсестра Веретенникова прикурила от спиртовки, на которой стояла колба с чаем, и, отодвинув бюкс, присела на краешек подоконника.

— И шприцы у тебя некипяченые, — шумно выпуская дым, отметила она. — И луна какая-то ненормальная, не как у нас, в терапии.

Над соседним корпусом госпиталя в блеклом, совершенно беззвездном городском небе маячило нечто большое и смутное. Где-то неподалеку скрежетал на повороте трамвай. Из ночного сада пахло карболкой, палыми листьями.

— А мой-то вчера сам до кухни дошел, — тихо сказала Василиса. — Я чуть кашу не выронила. Поворачиваюсь, а он в дверях. Бледный, волосенки торчком, седеющие такие…

— У тебя вон самой…

— Где?

Зинаида вынула из кармашка пудреницу.

— Господи, а это еще кто?! — глянув в зеркальце, вздохнула дежурная медсестра Глотова. — Распрекрасная до чего и вся в белом, как Царевна Лебедь! Ой, сейчас полечу!..

— Во-во, помирать полетишь. Вы чего, кроме овсянки, жрете-то?

— Картошку, хлеб…

— А мясо?

— Какое еще мясо, когда пост.

— Тю-ю, чумовая! Он уже месяц как кончился!

— Да что ты говоришь! — припудривая нос, удивилась Василиса. — А мы как-то и не заметили… Ничего-ничего, диета штука полезная. Между прочим, Моджахед у нас на этой овсянке, как на дрожжах.

— Моджахед?! Какой еще…

— Да щенок. На вокзале привязался ко мне, грязный такой, весь в колтунах.

— О Господи! Какой хоть породы?

— А поди их разбери! Кажется, ньюфаундленд.

— Боже мой, Боже мой!..

Где-то у Литейного моста испуганно взгукнул буксир.

— Васька, ты сумасшедшая! — горестно прошептала старшая медсестра Веретенникова, давняя Василисина подружка, а по одному из ее мужей даже чуть ли не родственница. — Какой у тебя оклад, дура ты этакая?

— Триста семьдесят. Я же на полставки…

— Нет, ты совершенно сумасшедшая, и чай у тебя кипит.