Пойди туда — не знаю куда (Максимов) - страница 78

* * *
ИЗ ПИСЬМА КАПИТАНА ЦАРЕВИЧА

…Милая!.. не помню, называл ли я тебя когда-нибудь так глаза в глаза. Когда ты рядом, на меня точно что-то находит: я тупею, глупею, пупею, шалею… словом, теряю голову, как мальчишка. А уж когда вижу твою фирменную родинку в вырезе свитера, а лучше — без него… Эх, Василиса, Василиса! — околдовала ты меня, что ли? В Калуге дождь, слякоть, тоска смертная. Нет чтобы пить с мужиками за прекрасных дам, а вот ведь — сижу, пишу тебе: милая, любимая… О Господи, как все же хорошо… нет, не то слово, как волшебно-легко ложатся на не умеющую краснеть бумагу эти такие нехарактерные для моей сугубо гражданственной поэзии слова: милая, любимая, единственная

Васька, прощаясь, ты прошептала мне на ухо: «Я тебя, урода, насквозь вижу!..» Так вот, паранормальная ты моя: это не так. Пользуясь мерзкой погодой и соответствующим настроением, хочу открыть тебе еще одну свою заветную тайну. Может быть, самую сокровенную. Самую, друг ты мой дорогой, интимную, не подлежащую разглашению даже в стихах, а стихи, как тебе известно, для нас, для уродов стихотворствующих, — это высшая, чуть ли не государственная степень секретности…

Ну так вот! Помнишь, я тебе рассказывал про Небесную Русь? Ты была уверена, что это очередная моя сказка, плод болезненного воображения. А между тем страна с таким названием действительно существует. Мало того — фу, как сердце забилось!.. Мало того, Любовь моя свет Ивановна, я уже несколько раз побывал там…

Началось у меня это после той, карабахской, контузии. Однажды я ковылял на костылях по коридору степанакертского госпиталя — впрочем, кажется, это было не в Степанакерте, а в Ереване уже, но неважно, неважно, — я шел по коридору, и вдруг что-то тонюсенько зазвенело в несчастном мозгу моем, звон становился все сильнее, сильнее, и вот — ослепительно и небольно полыхнул зеленющий, как ведьмовские глаза твои, свет, и в следующее мгновение я очутился в ином, параллельном нашему, мире!..


В какой-то давным-давно читанной книжке, то ли у Блаватской, то ли у Рериха, я встретил поразившую меня своей запредельностью формулу: «Наверху как внизу». После того, что я видел в Небесной Руси, свидетельствую: это совершеннейшая правда. Та, другая Россия почти такая же, как наша с тобою, только несравненно более светлая, возвышенная, прекрасная! Там тоже шелестят травы, но они, как в русских былинах, шелковые. Там тоже струятся реки, но воду из них можно пить без боязни. Леса там воистину дремучие, со зверьем и с лешими, а в облаках нередко можно видеть самого настоящего Крылатого Змея. Но самое фантастичное — это люди, населяющие Небесную Русь. Я не видел там ни харь, ни мордоворотов, ни рож. Я видел лица, Васек! Настоящие