Перед тем как убрать ладонь с раны, он обернулся и посмотрел на Даветт, прямо в глаза. Он все время знал, что она сидит наверху. Он знал все.
Она успела охнуть, пьяно прикрыть рот ладонью – и тут сумрак разорвал Голос:
– Тебя развлекло?
Даветт думала о том, что случилось с Китти. Ее не было видно уже несколько недель. Теперь сомнения исчезли.
Даветт поняла и свою судьбу тоже. Она скоро умрет.
Зазвонили в дверь.
– Избавься от них! – прошипела окровавленная пасть Росса.
Это оказалось непросто. Пуг, главный лакей Росса, покорно поплелся к парадному входу, посмотрел в глазок и открыл дверь, чтобы отделаться от нежеланного визитера, заговорил. Затем повисло молчание.
Явился Пуг с лицом совершенно пепельным, страшней и мертвей обычного. Его широко раскрытые глаза сияли.
И были полны ужаса.
– Господин! – проскулил он.
Росс положил тело Эвелин, выпрямился, угрожающе посмотрел на Пуга, открыл пасть…
– Росс! – послышалось от входа.
Все онемели.
– Росс Стюарт! – громогласно объявил чужой мощный Голос.
Росс шагнул к Голосу, остановился, поспешно вытер рот, робко двинулся дальше. У парадной двери он замялся. Даветт показалось: он хочет обернуться, посмотреть на нее. Но зачем?
Неужто он ищет у нее одобрения, поддержки?
Может быть.
Он шагнул за дверь и прикрыл за собой.
Даветт проснулась ближе к вечеру. Кто-то перенес ее в постель. Первым, о чем подумала проснувшаяся Даветт, было лицо Росса, когда он шел к двери. Но потом Даветт вспомнила его лицо, когда Росс оторвался от добычи.
Он опьянел от крови.
Потом – ужин на террасе, сразу после заката. Свечи, цветы, хорошее вино. За столом всего двое, ест одна Даветт. Росс в смокинге, Даветт по приказу оделась в свое самое лучшее.
И оттого она почувствовала себя лучше. Она не нарядилась как кукла, хотя Росс часто заставлял наряжаться так. Он любил посмотреть на нее, похвастаться ею перед другими – и любил заставить ее раздеваться. Конечно, он и сейчас бы заставил ее вырядиться, но на кукольный наряд обычно требовалось часа два.
Даветт тогда просто сидела перед туалетным столиком, изредка тянулась к чему-нибудь – щетке, гребню, духам… или нет? К тому времени, когда в руке что-то оказывалось, Даветт забывала, зачем это брала.
И тогда ей требовалось сосредоточиться и понять, что она вообще сейчас делает, а для этого нужно было посмотреть в зеркало и определить, что еще не сделано, а она в последнее время ненавидела глядеть на себя в зеркало, и до такой степени, что плакала. А теперь она была слишком измучена, утомлена, истощена, чтобы плакать.
Так что она обмякала на стуле и беззвучно рыдала, содрогаясь всем телом, от ужаса и стыда.