Сидящий рядом молодой человек, созерцающий сад, по-прежнему молчал.
– С вами всё хорошо? – наконец спросил Человек.
Феликс посмотрел на него, улыбнулся, отвернулся и сказал:
– Я вот подумал… оно же никогда не закончится, да?
Человек не нашелся с ответом. А что он мог сказать?
Конечно, не закончится. Для этой планеты – никогда. Для сидящего рядом храброго юноши оно, несомненно, закончится, и очень скверно. Этой муки не избежать.
Ибо Человек полюбил Феликса. Полюбил «вести с ним дела». Великий Понтифик не привык «вести дела» ни с кем, кроме глав государств, и потому очень радовался возможности.
Феликс получил все желаемое: дюжину священников, набранных по всему миру, сильных, храбрых, самоотверженных. Получил даже епископа, уроженца Соединенных Штатов, сейчас ожидавшего в Бразилии, где Команда будет тренироваться целый месяц.
Неподалеку звонко, заливисто рассмеялись. Оба обернулись на звук. Несколько сестер явились посмотреть на кольцо невесты. Конечно, это мало соответствовало обету бедности, но Человек счел, что все монашки Рима должны хотя бы единожды взглянуть на него.
Какая она милая! И с какой простодушной гордостью показывает свое сокровище.
Снова смех – и возмущенный визг. Это еще один молодой американец по прозвищу Кот отпустил шуточку. К счастью, Человек ее не расслышал. Конечно, опять что-то двусмысленное. И за гранью приличий.
Но Человек радовался даже и этому. Когда Кот пришел сюда, его душа была бледной изнуренной тенью, растерянной, подозрительной, не верящей никому, кроме своего вождя и друга. А теперь посмотрите на нашего Кота! Как он смеется, шутит, как он предан Даветт! Тяжело поверить, что они не брат и сестра.
Человек искоса глянул на Феликса, поглощенного зрелищем. Он правильно поступил не рассказав своим о Джеке. Феликс вообще был прав насчет многого. Хотя и не отличался мудростью.
– Спасибо за кольцо, – вдруг признался он, без малого робко.
Человек кивнул. Да, старинный камень, триста лет пылившийся в сокровищнице Ватикана. Теперь он сияет на пальце невесты, как и должно быть.
– И спасибо за то, что поженили нас, – с неподдельным смущением пробормотал Феликс.