Утром 30 июля 11-й батальон Ланкаширских фузилёров отозвали из-под «Океанских вилл» и отправили в дивизионный резерв в лесок близ деревни Майи-Майе. В «День Миндена», 1 августа – в годовщину Минденского сражения 1759 года, в котором Ланкаширские фузилёры помогли разбить французов, в полку устроили праздник. Каждому солдату досталось по розе, затеяли бокс вслепую – непреднамеренно, но очень уместно спародировав события на Сомме. В субботу 5 августа, после жаркой и напряженной недели (солдаты ночами восстанавливали траншеи), их отозвали из резерва в лагерь, находящийся еще в нескольких милях дальше от линии фронта, и на следующий день Толкин смог побывать на мессе в католической церкви в деревне Бертранкур.
В понедельник утром Толкина вместе с еще одним субалтерном – младшим лейтенантом Поттсом и пятью старшинами отправили оборудовать батальонный командный пункт в траншеях еще севернее, поблизости от разрушенного sucrerie – сахарного завода – и свежей братской могилы между Коленкамом и немецкими окопами под Серром. Обнаружилось, что передовая линия вся разворочена взрывами и при свете дня непроходима: в самом начале наступления на Сомме ее практически стерли с лица земли. Тем не менее, батальон вынужден был последовать за толкиновским передовым отрядом: работать кирками и лопатами пришлось под прерывистым огнем, четверо человек погибли. Но дождливым днем 10 августа фузилёры вернулись в Бюс-лез-Артуа, где ранее останавливались по пути из Боваля на свою первую окопную смену. С этой возвышенности казалось, что война где-то далеко: до самого горизонта расстилались нивы, окрестные деревеньки утопали в садах. Как и прежде, солдаты расположились в шалашах в лесу на северной окраине деревни. Однако две ночи напролет Толкин просидел снаружи, под мокрыми деревьями, погрузившись в мысли.
Двумя неделями раньше он получил письмецо от Дж. Б. Смита, красноречивое в своей краткости. Смит перечитывал стихотворение Толкина об Англии (вероятно, «Одинокий остров») – одно из лучших, по его словам. Но в письме ни словом не упоминалось ни о гибели Гилсона, ни о том, что написал Толкин в ответ на трагическое известие. От этих нескольких строк остается ощущение невыразимых, глубоко запрятанных мыслей и иссякших жизненных сил.
С тех пор Смит уже переслал Толкину коротенькое сообщение от Кристофера Уайзмена о смерти Роба. Эти двое были абсолютно согласны в том, что на весах жизни Гилсон, при всех своих недостатках, был что золото в сравнении со шлаком безликой людской массы. По словам Смита, «такая жизнь – пусть она ничего и не достигла, пусть прошла почти незримо, пусть никакой ведущий принцип не направлял ее и не отметил, даже несмотря на то, что в его развивающемся уме неизменно бушевали сомнение и неуверенность, буря и натиск, – в глазах Господа и всех людей, достойных так называться, тем не менее, обладает ценностью неизмеримо более высокой, нежели жизни праздных болтунов, которые наполняют мир гвалтом и покидают ничуть не опустевшим от такой потери. Ведь благородство характера и поступков, раз посланное в мир, не возвращается пустопорожним».