Уайзмен настолько разочаровался в ЧКБО, что ответа даже и не ждал. Однако ж обнаружилось, что в кои-то веки они с Толкином полностью солидарны. «Поверь, когда я дочитал твое письмо, я был готов обнять тебя», – написал Уайзмен в ответ. Ни Оксфорд, ни Кембридж не «уничтожили того, что делало нас с тобою Братьями-Близнецами в добрые старые школьные дни, прежде чем возникло ЧКБО помимо нас и ВТ», – говорил он.
Толкин защищал Дж. Б. Смита, уверяя, что его поверхностность – это просто маска, надетая под влиянием «чужеродного духа», ныне преобладающего на собраниях клуба, но соглашался с тем, что Гилсон постепенно утратил интерес к вопросам морально-этическим и превратился в обыкновенного эстета. Толкину казалось, что и Смит более или менее подпадает под ту же категорию, но подозревал, что оба молодых человека скорее все еще малость желтороты, нежели поверхностны от природы. Безусловно, исключать их из рядов клуба он даже не думал. В одном Толкин был непреклонен: «ЧКБО – это четверо и не иначе»; от прилипал необходимо избавиться.
Невзирая на все свои придирки, Толкин считал, что их общество – это «великая идея, которая так и не была четко сформулирована». Два полюса этой идеи – эстетика и мораль – могут взаимодополняться, если их уравновесить, однако члены общества на самом-то деле знали друг друга недостаточно хорошо. В то время как Великие Братья-Близнецы обсуждали между собой фундаментальные основы бытия, никто из них не пытался говорить о том же с Гилсоном или Смитом. В результате, заявлял Толкин, потенциал, которым обладают в совокупности эти четверо «изумительных личностей», оставался нереализован. Так что морально-нравственное крыло ЧКБО постановило: всем четверым собраться в Уондсуорте за две недели до Рождества. «ЧКБО über alles»[30], – иронически приписал в конце письма Уайзмен, завершая тем самым бурную переписку нескольких дней.
До последнего было непонятно, сумеют ли Дж. Б. Смит и Роб Гилсон прибыть на «Лондонский совет», как окрестили экстренное собрание. Уайзмен, подобно Толкину, с самого начала решил, что завербуется в армию не раньше, чем до учится и получит диплом, ведь кайзер Вильгельм заявил, что его солдаты вернутся по домам к тому времени, как с деревьев облетят листья. Однако Смит и Гилсон оба уже вступили в армию Китченера.
Кембридж военной поры казался Гилсону унылым и темным, как и Оксфорд – Толкину, и Гилсон с самого начала триместра подумывал, не сократить ли последний год. Его отец, директор школы короля Эдуарда, советовал ему сперва закончить образование и только потом идти воевать и заявил сыну (эта его казуистика была исполнена предусмотрительности), что тот не имеет права бросать Кембридж сейчас, когда университетский корпус нуждается в каждом, дабы обеспечивать подготовку офицеров на будущие военные нужды. Переломный момент для Гилсона, по-видимому, наступил в начале ноября, когда, скрепя сердце, в армию завербовался застенчивый, обидчивый студент Ф. Л. Лукас, с которым он только-только успел подружиться. «Он совершенно не из тех, кто кидается во все это очертя голову, даже не задумываясь, что делает, – писал Гилсон. – На самом деле, он скорее герой»