А я гляжу на море под луной
Из белой башни на семи ветрах:
Не мешкая минуты ни одной,
Вы с песней на устах, отринув страх,
Плывете от бессветных берегов
Сквозь сумрак – к волшебству лугов,
Где над цирконовой стеной небес
Гирлянды звезд сплелись в навес.
Путь Эарендель указует вам —
На Запад, к благодатным островам;
Лишь ветру, что ярится за окном,
Дано сюда перелететь извне,
Чтоб нашептать о ливне золотом,
Струящемся в туманной стороне.
Эти последние строки, в которых сквозь завесу дождя ветер доносит отголосок рая, прочитываются почти как предвестие Эльфийского дома – каким он видится в финале «Властелина Колец»:
А корабль вышел в открытое море и уплыл на Запад – и вот наконец однажды, дождливой ночью, Фродо почуял в воздухе сладостный аромат и услышал пение над водой. И тогда померещилось ему, что… серая завеса дождя отдернулась, обратившись в посеребренное стекло, и глазам его открылись белые взморья, а за ними – далекий зеленый край, над которым стремительно разгорался рассвет.
Любопытно отметить, что это сиюминутное – или частичное – видение возникло за несколько десятилетий до того, как Толкин написал свой эпический роман.
С другой стороны, в контексте всего им написанного к июлю 1915 года, стихотворение «Счастливые морестранники» содержит несколько явных загадок. Некоторые из них возможно разрешить только с помощью самого первого полномасштабного прозаического варианта толкиновской мифологии – «Книги утраченных сказаний». Во вступительном повествовании, написанном зимой 1916/1917 г., упоминается «Спящий[52] в Жемчужной Башне, что высится далеко на крайнем западе Сумеречных островов»: он был разбужен, когда один из спутников Эаренделя на корабле, плывущем к Кору, ударил в великий гонг. Новые детали вновь возникают во фрагменте, написанном в течение двух послевоенных лет. Тогда автор представлял себе мир в виде плоского диска, в окружении темно-синей «Стены Сущего». Луна и Солнце на своем суточном пути уходили за эту стену сквозь базальтовую Дверь Ночи, украшенную громадными резными фигурами драконов. «Лучи восточного огня», добытые ныряльщиками «с морского дна / в краях чужого солнца» будут объяснены так: это древний солнечный свет расплескался при попытках ночью провести новорожденное солнце под корнями мира. Как отмечает Кристофер Толкин, «Счастливые морестранники» – это, по-видимому, песня Спящего в Жемчужной Башне, упомянутая в том же самом фрагменте.
Но сюжет о Спящем так и не был разработан; на этой ранней стадии абсолютно неясно, знал ли сам Толкин, какое место эти образы займут в контексте его мифологии, – точно так же он понятия не имел, кто такой Эарендель, когда написал о нем впервые. Очень может быть, что в «Счастливых морестранниках» все эти подробности впервые приходят автору в голову и он принимается «выяснять», что за ними стоит.