– Написать? Кому написать? – спросил Тюрлюпэн.
– Можно таким способом извлечь пользу из дела, раз вы в него посвящены.
И так как Тюрлюпэн все еще не понимал его, писец высказался яснее:
– Она должна заплатить за молчание.
– Господин Фруассе, – прошептал Тюрлюпэн, побледнев от возмущения, – вы жалкий человек. Ни слова об этом, я ничего не хочу об этом больше слышать.
Писец парламентского советника сделал еще одну попытку доводами благоразумия склонить Тюрлюпэна к этому плану.
– Я вас не понимаю, – сказал он. – Отчего вы не хотите улучшить свое положение? Какое вам дело до этой старой, тощей, расфуфыренной коровы, до этой сквалыги?
– До кого? – крикнул Тюрлюпэн.
– До герцогини.
– О, – крикнул Тюрлюпэн, – это слишком.
Он выпрямился. Как во сне увидел он перед собой высокую осанистую фигуру своей матери, ее просветленное страданием лицо, искавшие сына глаза. Ее оскорбили.
Он чувствовал, как в нем проснулась гордость его предков. Он знал, как должен себя повести.
– Сударь! – сказал он холодным тоном писцу парламентского советника. – Из всех ваших слов мне ясно только одно: что вы хотите видеть меня перед собой со шпагой в руке.
– Послушайте-ка, мадам Сабо, что там происходит, – крикнул господин Ле-Гуш. – Дуэль при свете факелов! Превосходно. Дуэль между писцом и цирюльником – это забавно.
– О Боже, господин Тюрлюпэн! – завопила вдова, а господин Фруассе в тот же миг ответил:
– Тебя видеть со шпагой в руке, дурак, это было бы жалкое удовольствие.
– Вы дадите мне удовлетворение, – с глухою решимостью сказал Тюрлюпэн.
– Удовлетворение? – глумился писец. – Ты его получишь. Ты мне волосы постриг, дуралей. Вот тебе два су. Это единственное удовлетворение, на которое ты можешь притязать. А если мне заблагорассудится, олух, то я и сам ей напишу.
– Замолчать! – крикнул Тюрлюпэн.
Он бросился на писца. Но тот ускользнул от него, перескочил через стол и мгновенно задул обе свечи. Впотьмах раздавались вопли вдовы, шум опрокидываемых стульев, звон разбитого умывальника и торжествующий голос Тюрлюпэна:
– Вот ты наконец, мерзавец! Погоди, не уйдешь ты от меня!
– Ого, – крикнул дворянин из Пикардии, – у тебя, братец, силы много. Но выпусти ты наконец мою руку, а не то мне придется надавать тебе без счету оплеух!
И в то же время из другого угла донесся голос писца:
– Дай-ка поглядеть на себя, швабра! Подойди-ка сюда, пластырь! Я научу тебя связываться со мной. Распорю тебе рыбьей костью живот!
– Я задушу тебя! – вопил Тюрлюпэн, дравшийся впотьмах с ведром, метлой, парикмахерским болваном, корзиной для угля и барабаном для просушки волос. – Я переломаю тебе ребра!