Но день подходил к концу, а от герцогини де Лаван не являлось посланцев. И когда поздно вечером из цирюльни вышел последний посетитель, бедный ткач, которому вдова, ради отпущения своих грехов, раз в месяц бесплатно подстригала бороду, Тюрлюпэн достал из сундука свой праздничный камзол и затем стал прощаться с вдовой.
– Мне надо идти, – сказал он и потупился. – Я только жду, чтобы дождь немного утих.
– Вы уходите? – воскликнула вдова, оторопев и исполнившись самых дурных предчувствий, потому что никогда Тюрлюпэн не уходил так поздно из дому и все вечера просиживал за своим стаканом вина на скамье подле печки, читая «Печать мудрости». – Вы уходите? Ночью, да еще в такую погоду?
– Это правда, – сказал Тюрлюпэн, озабоченно поглядывая на новый свой камзол. – Сегодня конца не видно дождю. Не хочется мне идти, да ничего не поделаешь. Мне дан приказ, и я должен слушаться.
– Я право не знаю, отчего вас беспокоят приказы господина Воклэна, – рассердилась вдова. – Пусть сам заботится о продаже своего сидра. Но может быть, вам его дочь дает приказы? В таком случае я понимаю, конечно, ваше усердие.
– Госпожа Сабо, – сказал хмуро Тюрлюпэн, – я не знаю ни господина Воклэна, ни его дочери, и мне также ничего неизвестно про его сидр. Нет, приказ, который мне дан, иного рода. Сам Бог меня позвал.
– Вы не знаете господина Воклэна? – воскликнула с возмущением вдова. – И вы хотите, чтобы я этому поверила? А вчера вечером, когда он проезжал…
Она умолкла. На лице у нее выразилось болезненное изумление, и глаза наполнились слезами:
– Медальон! Господин Тюрлюпэн! Где медальон? Разве не обещали вы мне хранить его как святыню? Уж не запретил ли вам также Бог, Чьим именем вы злоупотребили для прикрытия дурных своих намерений, не запретил ли Он вам носить медальон, в котором мой портрет нарисован рядом с вашим?
Тюрлюпэн провел рукой по груди.
– Медальон, – пробормотал он рассеянно, – его и вправду больше нет.
Но вдруг лицо его прояснилось.
– Медальон? Ах, госпожа Сабо, цепочка порвалась, – сказал он, – вчера вечером, когда я дрался впотьмах с этим мерзавцем писцом. Сегодня я отнес его спозаранку к золотых дел мастеру, он просит за работу три су.
Он умолк, сообразив, что из одного затруднения попал в другое, большее. Если бы вдове пришло на ум спросить, как зовут золотых дел мастера, он бы уже не вывернулся. Уронив руки, он смотрел на вдову с выражением боязливого ожидания на лице.
Но как раз в этот миг в дверях появился бакалейщик, господин Кокро, промокший до костей и совсем запыхавшийся от быстрой ходьбы. Госпожа Сабо, совсем не обрадовавшись этому неурочному визиту, встретила посетителя со сдержанной учтивостью: