– Вот она, любовь наших дней! – сказал он глумливо. – Люди напускают на себя томность, обращаются со слезами на глазах к возлюбленной, падают в обморок, когда ей угодно прогневаться. В какое дурацкое время мы живем! Отцы наши пренебрегали чувствительными словами и влюбленными воздыханиями, и все же их красавицы всегда были готовы танцевать с ними тулузский танец.
Мадемуазель де Лаван слабо вскрикнула от ужаса и негодования и зажала уши руками.
– Постыдитесь! Постыдитесь, господин де ла Рош-Пишемэр! Как смеете вы здесь, в этой комнате, говорить о таких вещах?
– Тулузский танец? – повторил, недоумевая, Тюрлюпэн. – Я прошу простить меня, но я не знаю этого танца.
– Тулузским танцем, – объяснил господин де Гюнольде, – мы называем ту приятную игру вдвоем, при которой победитель и побежденный получают одинаковое удовольствие.
– Серила! – воскликнула в восторге молодая девушка. – Я поздравляю вас! Вы изъяснили грубую, мерзкую и пошлую вещь самыми изящными словами, какие только можно было найти.
– Теперь я знаю, о какой вы игре говорите, – сказал Тюрлюпэн. – Но мы ее называем токадильей. Я часто присутствую при том, как наш господин викарий играет в нее с моим олухом-слугой.
– Как? – воскликнул господин де Гюнольде. – Верить ли мне ушам своим? В нее играет ваш викарий, да еще на итальянский лад, с одним из ваших слуг? Это забавно.
– И лучше всего, – воскликнула девушка, трясясь от хохота, – лучше всего то, что этот добрый викарий позволяет при этом присутствовать господину де Жослэну. Вы это только представьте себе! Что может быть забавнее деревенских нравов!
Тюрлюпэн, к досаде своей, заметил, что сделался предметом увеселения для общества. Он не понимал причины этого веселья.
– Я не знаю, что вас рассмешило, – сказал он, строго взглянув на мадемуазель де Лаван. – Я не нахожу в этом ничего смешного. Это маленькое приятное развлечение, эта токадилья, и больше ничего. А что касается вас, сударь, – обратился он к господину де ла Рош-Пишемэру, чья надменно-глумливая усмешка особенно его возмутила, – что касается вас, то, как мне отлично известно, у вас нет никаких оснований…
– Ну? – произнес дворянин, и усмешка исчезла у него с лица. – Я слушаю и жду. Что хотите вы мне, сударь, сказать?
– Больше ничего, – ответил Тюрлюпэн, потому что только это и ничего больше не сообщил ему герцог де Лаван. – Больше ничего. Это все, что я хотел вам сказать.
Господин де ла Рош-Пишемэр медленно приблизился, остановился перед Тюрлюпэном и стал его внимательно разглядывать. И в тот же миг Тюрлюпэну вдруг стало ясно, что в лице этого дворянина перед ним стоит его гибель, конец его похождения, смерть.