Он умолк, и на морщинистом его лице изобразились горечь и сожаление.
– Отчего же это хозяин дарит вас таким вниманием? – как бы невзначай спросил Бехайм, заранее зная ответ.
– Оттого, – ответил Манчино, – что чует: денег у меня нет и вместо платы я дам ему пощупать складки моего пустого кошелька. А если он этим не удовлетворится и, скажем, затеет свару, я угощу его пинком или получу пинка от него, это уж как распорядятся удача и бог драки, а потом я попробую сбежать.
– Недурственно, можно поразвлечься! – заметил Бехайм. – А кинжальчик, часом, в ход не пойдет?
– Очень может быть, – угрюмо сказал Манчино.
– Черт меня побери, такое веселье по мне! – воскликнул Бехайм. – Но не завершить ли нам сперва наше маленькое дельце?
– О каком это дельце вы толкуете? – спросил Манчино.
– Мой добрый ангел, – пояснил немец, – не такой шалопай, как ваш, он о своем долге не забывает, вот и сделал так, что я вполне могу угостить вас жареным каплуном или пряной телячьей грудинкой по вашему выбору. И вам от этого…
– Эгей, хозяин! – крикнул Манчино. – Подите-ка сюда и послушайте, что говорит этот господин! Как следует послушайте, ибо его устами глаголет сам Всевышний!
– …двойная выгода, – продолжал Бехайм. – Во-первых, польза для вашей души, ибо вы сделаете доброе дело, сказавши мне, где я могу найти мою Аннетту, а во-вторых, получите каплуна.
– Исчезни! – бросил Манчино подошедшему хозяину. – Вот оно, значит, как. По-вашему, я из тех, кто за кусок хлеба все готов продать. И вы правы, сударь. Ничтожному человеку – ничтожная плата. А что я в этом мире, как не мелочной торговец, который торгует тем, что у него аккурат есть: то стихами, то бабами. Ваша правда, сударь, я такой, ваша правда.
– Значит, если я правильно понял, вы принимаете мое предложение? – подытожил Бехайм.
– Допустим, принимаю, только я не вижу, какой вам от этого прибыток.
– Скажите наконец, где она живет, – наседал Бехайм. – Остальное моя забота.
– Берегитесь! – Манчино в задумчивости глядел на улицу. – Из-за двух лучистых глаз Самсон ослеп. Из-за двух белых грудей царь Давид не убоялся Господа. А из-за двух стройных ножек Иоанн Креститель лишился головы.
– Ну что вы! – рассмеялся немец. – Я-то, пожалуй, в худшем случае ногу себе вывихну.
– Как-как? Не пойму я вас, – сказал Манчино.
– Я приеду к ее дому верхом, – объяснил Бехайм, – и заставлю коня выделывать разные штуки, танцевать и делать курбеты, а потом устрою так, чтобы он осторожненько сбросил меня наземь. Тогда я стану звать на помощь, стонать и охать так, что боже упаси, и притворюсь, будто потерял сознание, тогда меня отнесут в дом. А мне только того и надо.