– А дальше что?
– Это уж мое дело, – сказал Бехайм и разгладил свою темную, аккуратно подстриженную бородку.
– Ладно, по мне, так и лежите себе на дороге, с разбитой, вывихнутой или сломанной ногой, – посулил Манчино, – потому что в ее дом вас не отнесут, это уж точно. Будь вы француз или фламандец, может, еще и отнесли бы, они нынче в моде, миланки им благоволят. А вот немцы или, скажем, турки у женщин не в чести.
– Но-но, не зарывайтесь! – сердито буркнул Бехайм.
– Может, через некоторое время позовут лекаря, – продолжал Манчино, – чтоб заштопал вашу ногу. Вот и подумайте, не лучше ли угостить меня каплуном просто из милосердия Божия. Вам от этого тоже двойная выгода. Во-первых, душе польза, а во-вторых, ноги в целости сохраните.
– Может быть, вы и правы, – признал немец. – Но это противоречит всем канонам торговли.
– Тогда бог с ним, с каплуном, – сказал Манчино. – И если вы, невзирая на все каноны торговли, вздумаете бескорыстно уплатить за мою брюкву, то не воображайте, будто осчастливите меня. За это пусть вас благодарит хозяин, ведь таким манером он получит свои деньги. А что до девушки, так я знал, что она пройдет мимо, и опасался, что вы ненароком ее увидите. Она и правда прошла мимо, а вы ее не увидали. Аккурат гарцевали возле ее дома на лошади, а потом лежали на земле со сломанной ногой и закатывали глаза. На сей раз вы, значит…
Он осекся. Девушка, та самая, о которой они препирались, стояла в трактире. Она улыбнулась и кивнула Манчино как близкому знакомцу. Потом подошла. Бехайм вскочил и воззрился на нее. А она сказала:
– Я мимоходом увидела вас, сударь, и подумала: воспользуюсь удобным случаем и поблагодарю, ведь вы нашли платочек, который я обронила, и вернули мне.
Она умолкла и вздохнула.
– Ах, Никкола! – воскликнул Манчино с гневом и печалью в голосе.
Иоахим Бехайм по-прежнему не мог произнести ни слова.
Наутро они встретились в церкви Сант-Эусторджо, свидание было недолгое, однако исполненное смысла. В полумраке, укрывшись за колонной, они, как водится у влюбленных, говорили друг другу и необходимое, и совершенно ненужное, но все с одинаковым жаром. Он допытывался, почему при первой встрече она ни разу не оглянулась на него, исчезла, как ветерок. Она привела множество причин. Дескать, была смущена. Не знала, как он это воспримет. И что же он сам-то за нею не уследил? Ведь это была его задача. Кстати, почему он зовет ее Аннеттой, она Никкола. И надо говорить тише, вон та женщина, преклонившая колена возле деревянной статуи святого Иоанна, уже дважды на них обернулась.