Мирослава ничего не ответила. Да и не были нужны Лисапете ее ответы, она уже давно все для себя решила. Зачем же переубеждать?
– Вот за тебя я тогда больше всего волновалась, а досталось не тебе, а этому вашему Артему. – Лисапета вдруг засуетилась, словно бы сболтнула лишнее. – Мне пора, Мирослава Сергеевна! Я ж совсем забыла…
– Как ему досталось? – Мирослава ухватила ее за грязную руку. – От кого досталось, Лизавета Петровна? От Славика?
Лисапета посмотрела на нее стеклянным от страха взглядом, покачала головой, а потом сказала:
– Не знаю я ничего, Мирослава Сергеевна. Глупости какие-то несу… Это все от стресса, от напряжения… Отпустите вы меня, Христа ради! Мне работать надо! – Ее голос снова сорвался на истеричный визг.
Мирослава разжала пальцы. Лисапета всхлипнула и быстрым шагом, почти трусцой, направилась в сторону главного корпуса. Ни к чему не привел их этот разговор. Или все-таки к чему-то привел? Про то, что Славик был сволочью, Мирослава уже поняла. Отчего-то ей думалось, что по-скотски он вел себя только с ней одной. А если не только с ней? Если он обижал всех ее друзей?!
Лисапета больше ничего не скажет. Слишком сильно дорожит своим местом, слишком сильно боится семейку Горисветовых. Но есть и другие свидетели. Или не свидетели, а хотя бы очевидцы. Дядя Митя, например! Почему она до сих пор не расспросила дядю Митю?! По каким-то не особо понятным, но хотя бы объяснимым причинам они не обсуждали случившееся лично с ней, но что мешает им поговорить о других людях?! Вот прямо сейчас поговорить!
Прямо сейчас поговорить не получилось. У дяди Мити был визитер. Всеволод Мстиславович не уехал в свой загородный дом, как собирался, а направился на конюшню. Мирослава видела их через приоткрытую дверь. Они стояли в проходе между стойлами и о чем-то разговаривали. О чем, она не услышала. Да и не хотела она подслушивать. О том, что Всеволод Мстиславович и дядя Митя знакомы, она прекрасно знала. Тринадцать лет назад дядя Митя подрабатывал в лагере. Кем, она не помнила, но если бы захотела, то узнала бы непременно. Тринадцать лет назад Всеволод Мстиславович еще не называл школу богадельней и горел чистой и яркой идеей возродить благое дело, начатое его прародительницей. И в Горисветово он, помнится, тогда жил. Оставался ночевать на диване в том самом кабинете с французскими окнами. Тринадцать лет назад он, несомненно, был ближе к народу и, наверное, до сих пор не растерял эти связи. Мирослава отступила от двери. С дядей Митей она может поговорить и позже, а сейчас можно возвращаться к себе и приниматься за действительно важную и интересную работу.