Она стояла на берегу речушки так, чтобы не выпускать из вида мальчика и заросли, в которых скрылся Фрост. Так ей было легче. Так ей казалось, что все под контролем.
– Ну, что там? – спросила она шепотом. – Там что-то есть?
Он молча кивнул, жестом смертельно уставшего человека отбросил волосы со лба.
– Что? – повторила она уже настойчивее. – Чего ты молчишь?
– Надо вызывать полицию, – заговорил он наконец.
– Зачем? – Мирослава уже знала правду, но продолжала ее отрицать. Нормальная реакция на экстремальную ситуацию. Так бы сказал психолог. – Зачем нам тут полиция?
Она говорила, а сама пятилась к зарослям.
– Стой! – Фрост поймал ее за руку. – Тебе туда не надо, – сказал шепотом.
– Мне туда надо. Убери руку.
У них получалось говорить шепотом, но при этом орать друг на друга.
– Там… тело.
– Я поняла. Мне нужно увидеть… убедиться.
Она и сама не знала, в чем именно должна убедиться, но точно знала, что Фрост ее не удержит. Наверное, Фрост тоже это знал, потому что разжал пальцы.
– Ничего там не трогай, – сказал каким-то растерянным, словно бы недоуменным тоном.
Она не станет. Она только посмотрит, потому что это очень важно. Сначала посмотрит, а потом станет решать, почему важно.
Раз… два… три… четыре… пять…
Я иду искать…
Кто не спрятался, тот… мертв…
…Девочка была мертва. Сначала Мирослава увидела грязные подошвы кроссовок, потом тонкие щиколотки и рваный край джинсов, потом вязаный свитерок, потом узкие ладошки, скрещенные на животе… Нет, не скрещенные! Скрюченные! В этом застывшем действии не было и намека на покой, в нем была агония. Мирослава сделала глубокий вдох, собираясь с силами. Она должна увидеть лицо. Во что бы то ни стало, ей нужно понять, что за ребенок лежит мертвый на берегу.
Лицо было почти невозможно разглядеть. Мирославе показалось, что это какая-то маска. Что-то очень плотное, полупрозрачное – точно силиконовое. Но в любой маске должны быть прорези для глаз. Хотя бы для глаз… А тут не было.
Не надо было подходить. Надо было послушаться Фроста, увести Васю прочь от этого страшного места, вызвать полицию, но Мирославе было важно убедиться в том, что она уже и так знала.
Это была не маска. Лицо девочки покрывал воск. Тонкий слой свечного воска превратил ее из живого человека в мертвую куклу. И через этот воск, как через запотевшее стекло на Мирославу с удивлением смотрели широко открытые голубые глаза.
Она попятилась, зацепилась ногой за какой-то корень, едва не упала. В ушах снова звучала эта проклятая считалка, волосы снова пытались вырваться из пучка и взвиться в воздух как… как пламя свечи.