[49].
Случай в Назино был, конечно же, скорее исключением, чем правилом, в том, что касается совершенно хаотичных арестов и массовой гибели от голода. Однако, как ранее показывалось на примере со спецпоселениями (во второй части книги), по крайней мере в первой половине 1930-х гг. обустройство концентрационных лагерей и спецпоселений жильем, продовольствием и медикаментами находилось в очень плохом состоянии. Лишь с течением времени появилась инфраструктура и организация. Но возникли другие проблемы. Едва ли будет лишним упомянуть здесь масштабное сексуальное насилие и соответствующая культура в местах заключения, дошедшая до нашего времени, царившая в концентрационных лагерях СССР. Об этом подробно писал еще российский социолог Игорь Кон:
«Советская пенитенциарная система сама продуцировала гомосексуальность. Криминальная сексуальная символика, язык и ритуалы везде и всюду тесно связаны с иерархическими отношениями власти, господства и подчинения. В криминальной среде реальное или символическое, условное, изнасилование – прежде всего средство установления или поддержания властных отношений. Жертва, как бы она ни сопротивлялась, утрачивает свое мужское достоинство и престиж, а насильник, напротив, их повышает. При “смене власти” прежние вожаки, в свою очередь, насилуются и тем самым необратимо опускаются вниз иерархии. В книге Владимира Козловского (1986) приводится много документальных свидетельств такого рода. Самыми вероятными кандидатами на изнасилование были молодые заключенные. При медико-социологическом исследовании 246 заключенных, имевших известные лагерной администрации гомосексуальные контакты, каждый второй сказал, что был изнасилован уже в камере предварительного заключения, 39 % – по дороге в колонию, и 11 % – в самом лагере. Большинство этих мужчин ранее не имели гомосексуального опыта, но после изнасилования, сделавшего их “опущенными”, у них уже не было пути назад… Распространенность явления была такова, что многие диссиденты и даже люди с медицинским образованием, как Марк Поповский, искренне верили, что однополая любовь как таковая России несвойственна и “почти повсеместно порождена была советским лагерным бытом, лагерными запретами на нормальную жизнь”. Статью 121[30] нередко использовали также для расправы с инакомыслящими, для набавления лагерных сроков и т. д.» [147, с. 256–257].
К 1960-м гг. разветвленная, обширная система ГУЛАГа была наконец отменена. Но шли к отмене постепенно. 27 марта 1953 г. указом Президиума ВС СССР было объявлено об амнистии и освобождено из ИТЛ и ИТК 1,2 млн человек, т. е. 53,8 % всех заключенных. 28 марта ГУЛАГ был выведен из состава МВД и передан Министерству юстиции. С 1954 по 1956 г. специальные местные и центральные комиссии начали работу по пересмотру дел узников лагерей и колоний, было рассмотрено 337 тыс. дел, 153 тыс. человек получили освобождение из ссылки, прекращение дела, сокращение срока или амнистию. В марте 1956 г. были образованы комиссии при ВС СССР, деятельность которых привела к освобождению еще 100 тыс. человек [280]. В октябре 1956 г. ГУЛАГ был переименован в ГУИТК (Главное управление исправительно-трудовых колоний), что было началом перехода идеологически мотивированной пенитенциарной системы в обычную государственную систему исполнения наказаний. В том же году Президиум ВС СССР принял конвенцию Международной организации труда, упразднявшую принудительный и обязательный труд (хотя сам документ был принят в Женеве еще в 1930 г.). Таким образом, понадобилось почти 40 лет, чтобы советское социалистическое правительство отказалось от порочной практики использования концентрационных лагерей. Такое длительное использование лагерей для изоляции, наказания и труда миллионов собственных граждан было беспрецедентным, тем более что по большей части ИТЛ и ИТК существовали в мирное время. Постепенная отмена лагерной системы, на мой взгляд, совпадает с переменами в советском обществе и внутри власти, медленно, но верно отходящей от веры в социализм.