В XIX в. социализм окончательно вышел из пеленок утопических идей. Для кого-то он стал наукой об обществе, для других – единственной справедливой альтернативой существующим порядкам, для всех – серьезной политической силой. Что же изменилось?
Прежде всего, социализм принял первые серьезные попытки политически реализоваться в государственных масштабах (бабувисты и якобинцы в эпоху Французской революции, левые республиканцы в революции 1848 г., Парижская коммуна 1871 г. – и все это во Франции; участие левых сил в националистической революции в Германии и Австрии в 1848–1849 гг., в том числе самого Фридриха Энгельса; участие социалистов в итальянском Рисорджименто и т. д.). Во всех этих случаях социалисты, конечно, выступали не самостоятельно, а как часть более широкого националистического движения, охватившего Европу в XIX столетии. В этом движении в целом доминировали силы, которые марксистской историографией принято обозначать как буржуазные, однако нельзя не замечать того факта, что социалисты оказали серьезное влияние на политический ландшафт той эпохи. В эпоху становления национальных государств социализм был неотъемлемой частью общедемократического протеста. Так, одним из горячих сторонников объединения Германии под властью Пруссии был социалист Фердинанд Лассаль, он же стал отцом-основателем немецкого рабочего движения. С ним, как и с Марксом, был знаком Бисмарк. В конце концов, тогда стало возможным говорить о национальном рабочем классе, о пролетариате, которому можно было противопоставить не абстрактного угнетателя, а конкретную, отечественную буржуазию.
В XIX столетии, когда технологии, естественные и гуманитарные науки развивались очень быстрыми темпами, социализм остро чувствовал происходившие с конца XVIII в. перемены, приспосабливая новый опыт и знания под свои идеи. Томас Бетелл в книге «Собственность и процветание» сделал интересное наблюдение: «Во время Французской революции или незадолго до нее возникло нечто новое. Ностальгию по прошлому начало вытеснять то, что можно было бы назвать мечтой о “будущем совершенном”. Все так же признавалось несовершенство человеческой природы, но теперь его считали лишь временным явлением. Возникла надежда, что в будущем человек станет более совершенным. В этом и заключалась суть идеи прогресса – абсолютно новой и очень опасной идеи. Именно в то время у ряда мыслителей возникли серьезные сомнения в отношении собственности. В опубликованных тогда текстах начинают попадаться такие выражения, как “существующий институт” или “нынешняя система” собственности. Поскольку появилась возможность изобрести что-то получше, существующая система сразу показалась ущербной. А значит, ее нужно изменить – возможно, даже полностью уничтожить. Другие же верили, что изменения волей или неволей уже начались. И разумеется, они начались»