Социализм. История благих намерений (Станкевичюс) - страница 94

Далее Белинский наделяет все человечество волей к прогрессу, даже несмотря на все пороки, встречающиеся среди людей и замену великих людей маленькими. Он смотрит на будущее оптимистично, и связано это с материально-техническим прогрессом и стремлением к лучшему: «Но в эпоху всеобщего разложения элементов, которые дотоле составляли жизнь обществ, в эпоху отрицания старых начал, на которые опиралась эта жизнь, в эпоху всеобщей тоски по обновлении и всеобщего стремления к новому идеалу можно предчувствовать и даже предвидеть основание будущей эпохи, ибо самое отрицание указывает на требование, и разрушение старого всегда совершается чрез появление новых идей. Если до сих пор человечество достигло многого, это значит, что оно еще большего должно достигнуть в скорейшее время. Оно уже начало понимать, что оно – человечество: скоро захочет оно в самом деле сделаться человечеством…» [24].

Такие рассуждения совершенно согласны поздним социалистам. Ведь для них и капитализм был прогрессом в сравнении с феодализмом, он созидает те материально-технические основы, что позволят перейти в новую формацию, более совершенную, где человек «будет освобожден». Мы видим, что Белинский прогресс технологий рассматривал как освобождение от труда, который унизителен, – коммунисты тоже считали, что благодаря механизации производства потребность в физической работе будет снижаться вплоть до полной ее отмены, превращения труда из необходимости в прихоть. Но, иронично критикуя новые реалии, Белинский оставляет место похвале: «Не спешите обвинять наш век – ему и так больно достается со всех сторон, и его только бранят, а никто не похвалит… А между тем, право, его есть за что и похвалить. Правда, он вовсе не рыцарь, не думает нисколько ни о добродетели, ни о морали, ни о чести и весь погружен в приобретение, или, как у нас ловко выражаются, в “благоприобретение”; правда, он торгаш, ал-тынник, спекулянт, разжившийся всеми неправдами, откупщик; но он очень умен и, что мне больше всего нравится в нем, очень верен самому себе, логически последователен… Он, видите ли, лучше своих предшественников смекнул, на чем стоит и чем держится общество, и ухватился за принцип собственности, впился в него и душою и телом и развивает его до последних следствий, каковы бы они ни были… Воля ваша, а тут нельзя не видеть своего рода героизма и логической последовательности… И как ловко взялся он за это: из старой морали и из всего, чем думало держаться прежнее общество, он удержал только то, что пригодно ему как полицейская мера, облегчающая средства к “благоприобретению” и обеспечивающая спокойное обладание его сочными плодами… Чудный век! нельзя довольно нахвалиться им! Его открытие важнее открытия Америки и изобретения пороха и книгопечатания, потому что открытая им великая тайна – теперь уже не тайна не для одних капиталистов, антрепренеров и подрядчиков, словом, “приобретателей”, живущих чужими трудами, – нои для тех, которые для них трудятся…»