Деревянные башмаки (Сая) - страница 12
Помню, воскресенье тогда выдалось жаркое до одури. Лопату я взял, а вот картуз оставил дома. Долго бродил я по выгону и все никак не мог отыскать ту злополучную яму. И зачем только я не пометил ее камнем или хотя бы комком земли? С горем пополам я наконец нашел ее, стал копать и тут услыхал рокот. Низко над деревьями пронеслись три огромных самолета. На крыльях у них были нарисованы не звезды, а страшные черные кресты. И не успел я опомниться, как неподалеку несколько раз так грохнуло, что земля задрожала.
Бросив лопату, я помчался домой — а там ни души. Некому рассказать про увиденное, некого расспросить. Лишь спустя некоторое время из густых лопухов, что росли под забором, поднялась перепуганная тетя. Она тоже не знала, что происходит. Вскоре прибежал кто-то из соседей и сказал:
— Даукинтисов убило! Гитлер напал!
Вернувшись из местечка, дядя сказал, что немецкие самолеты бомбили станцию, железнодорожный мост и попали прямо в новую избу Даукинтисов. Так и не откопал я тогда лягушонка. Началась война…
Немало воды утекло с тех пор, многое забылось, а тот лягушонок холодным камешком до сих пор лежит у меня на сердце. Вот почему, боясь снова обидеть какое-нибудь живое существо, я никогда больше не трогал ни кузнечика, ни птицу, ни крохотного муравьишку.
МОИ КРОЛИКИ
Это были два мягких пушистых крольчонка: один дымчатый, а другой черный, как крот, только мордочка и короткий хвостик белые. Я сам их выбрал из кучи собратьев и, заплатив Юо́засу двенадцать марок, понес в холщовой котомке домой.
«Не буду таскать их за уши, как Юозас, — думал я по дороге. — А как пообвыкнутся, и взаперти не буду держать. Выпущу в загончик — пусть едят траву на здоровье».
Я бы давно обзавелся парочкой длинноухих, если бы не умерла мама. Она обещала купить, когда выздоровеет, да я так и не дождался… Дядя Игна́тас иногда давал мне, подпаску, за усердие марку-другую, и вот наконец я скопил на покупку…
Я не мог нарадоваться на свое приобретение — остановился и приоткрыл котомку. Кролики жмурились от света и испуганно жались друг к другу.
— Не бойтесь, мои маленькие, не бойтесь, — сказал я им и стал гладить их пушистые спинки, уши, подбросил немного сорванного тут же клеверу.
Дома я выпустил своих кроликов в будку, которую сколотил заранее, и придумал им имена: одного стал называть Сивкой, а другого — Белолобиком.
За две недели крольчата заметно подросли, освоились и захотели играть, поэтому в будке им сделалось тесно. Каждое утро я выпускал их во двор, а вечером, пригнав скотину, ловил и запирал на ночь.