– Надеюсь, наша договоренность остаётся в силе? – тихо спросил Батюшин, не поднимая глаз на Распутина.
– Не о том думаете, Николай Степанович! Сейчас уже всё равно, кто что кому скажет. Ответ выслушивать придётся другим людям, и вам надо срочно делать выбор – оставаться соучастником, в лучшем случае – свидетелем, или побороться за статус обвинителя или, хотя бы, потерпевшего.
– Но как???
– Напишите публичное выступление, как бы вы готовили отчёт для начальства. Сделайте заявление для прессы и не держитесь так сильно за свое кресло, за свой кабинет, когда вокруг рушатся стены…
* * *
За время своей учёбы в Питере в ревущие 90-е Григорий не раз и не два бывал в залах Эрмитажа 181 и 182. Сегодня, войдя в кабинет Николая II в Зимнем Дворце, он не мог отделаться от чувства, что находится в музее, а царь – ненастоящий, страдающий напыщенной ненатуральной театральностью, скрупулёзно и достоверно созданной художниками мадам Тюссо.
Самодержец всероссийский сидел за рабочим столом и что-то задумчиво черкал в толстой тетради с грубой матерчатой обложкой. Увидев Распутина, встал, подошел к окну и только тогда развернулся всем корпусом к вошедшему.
– Как чувствуете себя, друг мой, – раздался тихий голос Николая II, ровный, мелодичный, но какой-то надтреснутый. – Моя дражайшая супруга, дочки, доктор Боткин и генерал Батюшин сообщили, что вы очень изменились за время пребывания в плену у злоумышленников…
– Ваше Величество! – Григорий решил, что не будет даже пытаться изображать своего однофамильца. – Всем известен ваш нехитрый трюк – разговаривая, встать спиной к свету, чтобы лицо было плохо освещено. Но, как правильно заметили члены семьи и подданные, я действительно изменился и даже против света прекрасно вижу ваше лёгкое смятение, замешанное на простом человеческом любопытстве. Предлагаю ограничить время на политес и сосредоточиться на вопросах. Постараюсь ответить исчерпывающе. Если угодно, могу смотреть куда-нибудь в окно, чтобы не смущать вас.
Николай II, не дослушав тираду до конца, сделал два шага вперед и с любопытством уставился на Григория, не мигая, по-совиному наклонив голову набок.
«Боже мой! Как сверчок на шестке», - подумал Григорий, разглядывая совсем не богатырскую фигуру монарха. Умение держать осанку, что уж греха таить, нивелировало невысокий рост. Но узкие плечи, тонкие кисти и шея, мундир свободного покроя упрямо навевали вердикт – «не орёл».
– Однако, – медленно, задумчиво проговорил самодержец, потёр подбородок кончиками пальцев и повторил, – однако… Алекс предупреждала, но всё равно…. Не ожидал…