Распутин-1917 (Васильев) - страница 179
Страстный балетоман и меценат, владелец роскошной 127- метровой яхты, самой большой по тем временам, и второго по величине синего бриллианта в 43 карата, Михаил Терещенко обладал баснословным личным состоянием – 70 млн золотых рублей.
На первый взгляд, царское самодержавие ничем ему лично не мешало и ни в чём не препятствовало, за исключением одного очень важного «но»: несмотря на свои миллионы, Терещенко и подобные ему банкиры, промышленники и крупные торговцы не могли получить в России власть. А Терещенко вожделел власти, как прыщавый гимназист – недоступную приму-балерину с рекламной афиши. Для тридцатилетнего мужчины это была не аллегория. Он настойчиво подкатывал к Матильде Кшесинской, но та принципиально отдавала предпочтение исключительно царской семье, порождая у молодого миллионщика жуткий комплекс социальной неполноценности, к которой примешивалась изрядная толика национальной. Так тоже бывает. При всей своей интегрированности в дела Российской империи, малороссийский купец Терещенко был одним из тех, кто разделял мнение, что «москали зъилы наше сало». Зарабатывая в России миллионы, он искренне ненавидел эту страну и желал её скорейшего перехода под полный контроль «цивилизованной Европы». Наверно, именно поэтому дочь английского посла писала о нем: «Он олицетворяет не Россию революционеров-нигилистов, не распущенных аристократов, а ту прекрасную, единую Россию, с которой всегда будет мое сердце».
Любовь англосаксов дорого обойдётся несостоявшемуся самостийнику. Всего через несколько лет после эмиграции «цивилизованные европейцы» отсудят у него и яхту, и виллу в Каннах, и все, что осталось за пределами России, пустив по миру, в буквальном смысле слова. Но это будет позже, а с началом Первой мировой войны Терещенко становится товарищем председателя Центрального и главой Киевского военно-промышленного комитетов. В его руках всё военное обеспечение Юго-Западного фронта. Сколько было присвоено щирым снабженцем, сколько солдатской крови обращено в звонкую монету – история умалчивает. Девиз «воруй, пока молодой!» так упоительно нёс Мишу по волнам больших банковских афёр, что к 1917-му перед миллионщиком во весь рост встал неприятный факт – если не снести действующую власть, она рано или поздно снесёт прибыльный интендантский бизнес вместе с головой. Попадётся въедливый ревизор, пойдет по цепочке и… Любое мало-мальски независимое расследование деятельности киевского военно-промышленного комитета гарантированно закончится для купца виселицей.
Эти грустные обстоятельства сделали Михаила Ивановича столь горячим революционером, что он заявил своему личному другу Керенскому: «если бы в России нашлись силы, готовые сокрушить самодержавие, я смог бы оплатить смену власти в одиночку.» Дело было в сентябре 1916 года, а 1 ноября депутат от кадетов Павел Милюков с думской трибуны произнёс спич, обличавший премьера Штюрмера вкупе с императрицей Александрой Фёдоровной в государственной измене и подготовке сепаратного мира с Германией. Связка «труда» и капитала заработала.