– Конечно. Война – это не всегда окопы, товарищ Ганецкий, – внимательно разглядывая революционера, сказал Распутин. – Мы с вами сейчас тоже на линии фронта. Согласны?
– Кто вы? Охранка? Контрразведка?
– Две попытки использованы, – усмехнулся Григорий, – не угадали. Разве эти организации когда-нибудь работали так, как я? Ответ отрицательный. Третью попытку берёте?
– Чего только не придумают царские сатрапы, стремящиеся продлить агонию режима, – возмутился революционер, – вчера не работали, а сегодня, возможно, да… Судя по быстрому, хладнокровному применению оружия, настроены вы серьёзно. Учитывая, что мы пока живы, вам нужна не наша смерть, а нечто другое. Что?
– Скорее всего, вы удивитесь, но моя цель – справедливое и достойное будущее без войн и насилия.
– Не просто удивлюсь, а не поверю. Вы же против революции, а значит – враг всего прогрессивного человечества, стремящегося в светлое будущее, наймит тех тёмных сил, что из самых гнусных побуждений тянут всех нас в мерзость прошлого.
– Завидую я вам, Ганецкий, – в тон ему ответил Распутин, – вы клеите ярлыки быстрее, чем успевает остыть кофе, и мир кажется вам таким же незамысловатым, как мычание коровы. Он в вашей уютной голове делится строго на своих – тех, кто вам поддакивает, и это, конечно же, исключительно непорочные люди со светлыми лицами. Они для вас – силы добра, противостоящие силам зла из числа не разделяющих ваши убеждения. Те, кто не согласен с вами, наверняка способен и на другую подлость, правда Ганецкий? Сидеть! Руки держать на столе, чтобы я их видел!
Революционер уперся взглядом в короткое рыльце пистолетика, приподнявшегося на уровень его глаз, заглянул в чёрную дырочку, напомнившую ему, законченному атеисту, о разверзшихся вратах ада, и передумал совершать революционный подвиг.
– Я не против революции и даже считаю её абсолютно неизбежной в сложившихся условиях, – продолжил Распутин. – Усугублю. Революцию в России тщательно готовили и пестовали в первую очередь высшие чины империи. Первый орден Красного Революционного Знамени, паче чаяния таковой будет учрежден, требуется вручить императору всероссийскому Николаю II, ибо никто не сделал для возникновения революционной ситуации больше, чем самодержец.
Ганецкий прищурил глаза, словно хотел пронзить визитёра.
– И какая же партия для вас своя?
– По аналогии с термином «тоннельное зрение» из области офтальмологии, в психиатрию перекочевало «тоннельное мышление». Оно присуще человеку, не замечающему ничего вокруг, зацикленному на какой-либо идее, проблеме. События, люди, вещи, окружающие его, остаются на периферии сознания, не учитываются, не принимаются во внимание. Человек оперирует очень узкими категориями, навязчивый характер мышления не даёт ему альтернатив в своём поведении, все мысли вертятся в кругу ограниченных интересов. Смею утверждать, что вы и ваши соратники поголовно страдаете или, возможно, наслаждаетесь этим состоянием, будучи не в силах мысленно перепрыгнуть вами же созданные идеологические заборы. Поэтому, вместо поиска истины обозначаете маркёры, чтобы наклеить метку «свой-чужой». И тогда любая глупость, изрекаемая «своим», безусловно, должна быть поддержана, а всякую сентенцию, высказанную «чужим», полагается освистывать и самого автора предавать остракизму. Да что я рассказываю?! Вы же сами знаете, как у вас протекают внутрипартийные дискуссии. Даже старика Плеханова не пожалели…