Поневоле нас вновь внесли в картотеку. Зато нашивать шестиконечные звезды папа не стал. Преодолел щепетильность и гордо заявил:
– Раз мы аргентинцы, звезды носить не будем!
И все-таки беды незаметно подкрались к нам. Причем с неожиданной стороны. Однажды в воскресенье заявились супруги Демуа, владельцы местного борделя, в сопровождении немецкого офицера. Пожелали осмотреть наш «прекрасный дом». Дядя Леон действительно им гордился и не заставил себя упрашивать. Они поднялись на второй этаж, заглянули в спальни, и вдруг мы услышали дикий рык возмущенного дядюшки и увидели, как тот мощным пинком под зад спустил с лестницы немецкого офицера… Незваный гость с оглушительным грохотом пересчитал ступени. Уж мне ли не знать каковы дядюшкины пинки! Столкни он вниз Демуа, жену или мужа, я бы лишь посмеялся. Но тут замер в ужасе. Между тем Леон оглушительно орал сверху:
– Устроить бордель?! В моем доме?! Да ни за что на свете!
С тревогой я ожидал ужасных последствий. Но месяц прошел, день за днем, а нас никто не трогал. Как вдруг, поздно вечером прибежали жандармы, два давних друга дяди, причем с немалым риском для себя. В штатском, не в форме. Мы сразу поняли: все пропало!
– Кики, нам велено завтра арестовать тебя. Беги немедленно!
– Куда же мне бежать?
– Куда глаза глядят, лишь бы подальше отсюда!
Дядя и чемоданов паковать не стал. Прихватил самое необходимое и вскочил в ближайший поезд до Парижа.
Недели через две нас опять навестили жандармы. Предупредили маму, что гестапо перехватило ее письмо к брату. Теперь нацисты узнали парижский адрес дяди. Догадываюсь, о чем ты подумала: «Откуда такая беспечность? Как можно доверять почте, переписываться при таких обстоятельствах?» До сих пор и у меня в голове не укладывается. Они просто не осознавали, в какой опасности находятся.
Телефона у нас не было. Настал черед мамы ехать в Париж, чтобы предупредить брата, пока не поздно.
– До свидания, дети, я скоро вернусь. Не задержусь, обещаю.
Жизнь потекла дальше своим чередом. Каждый день приходилось бороться с мелкими бытовыми трудностями. Не хватало буквально всего. Магазины опустели, исчезли даже товары первой необходимости. Доставать продукты становилось все трудней и трудней. В своей химической лаборатории я научился варить мыло, используя карбонат натрия. Делал свечи из парафина – они шли нарасхват, поскольку в городе все чаще отключали электричество. Готовил гуталин. А по специальному заказу аптекаря Бранкура – особое средство от чесотки, что свирепствовала в деревнях. В городе Флер нашелся поставщик, чьи химические удобрения больше никто не покупал. Он бесплатно передал мне сырье, необходимое для производства, и я так же бесплатно раздавал свою продукцию. Как-то раз получил от него чуть ли не тонну денатурированной каменной соли с примесью оксида железа. Кому сейчас нужна такая? Между тем нехватка поваренной соли ощущалась всеми. Нацисты ограничили ее продажу, боясь, как бы крестьяне не засолили и не припрятали свинину вместо того, чтобы сдавать ее для отправки в Германию. Проклятые реквизиции сельскохозяйственной продукции… Я растворил техническую соль в воде и отфильтровал ее. Осадок более тяжелого оксида железа остался на дне. Очищенная соль просохла и вновь кристаллизовалась. Через несколько дней перекристаллизации я добился потрясающих результатов. Но исходной, денатурированной, соли было так много, что я просто раздал ее окрестным жителям, объяснив, как именно фильтровать и сушить. Они охотно взялись за дело и обеспечили себя солью на несколько месяцев. Поэтому голод пришел в Вир чуть позже, чем в другие города.