Гостиная в его двухэтажной квартире обставлена без изысков: удобные стулья, на полках ряды книг на трех языках, а по стенам развешаны впечатляющие детские рисунки Меира, сына Аппельфельдов, которому сейчас двадцать один и который, отслужив в армии, изучает искусство в Лондоне. Ицхак, ему восемнадцать, недавно окончил среднюю школу и сейчас служит первый год из положенных трех в призывной армии. В доме пока остается двенадцатилетняя Батя, умненькая девчонка, темноволосая и голубоглазая, как ее аргентинско-еврейская мать Юдит, моложавая добродушная жена Аппельфельда. Аппельфельды создали спокойную и гармоничную семью, в которой мечтал бы расти любой ребенок. За четыре года нашей с Аароном дружбы я, кажется, ни разу, бывая у него в гостях в Мевасерет-Ционе, не забывал о том, что его собственное детство – а он бежал из нацистского трудового лагеря и оказался совсем один в лесной глуши на Украине – представляет мрачнейшую противоположность этой семейной идиллии.
Мне показывали фотографический портрет Аарона Аппельфельда – выцветший старый снимок, сделанный в Черновцах, в Буковине, в 1938 году, когда Аарону было шесть лет, и привезенный в Палестину уцелевшими родственниками: аккуратненький мальчик из буржуазной семьи, одетый в красивый костюмчик моряка, бодро восседает на деревянной лошадке. Глядя на этот снимок, трудно себе даже представить, как этот мальчик спустя всего два года столкнется с тяготами полуголодного существования и многие годы будет вынужден скрываться от преследователей, один, без родителей, в глухих лесах. Выжить в этом смертельно опасном приключении ему помог, конечно, не по годам развитый интеллект, а еще недюжинное хитроумие, звериный инстинкт и природная стойкость.
В этом ребенке таился такой же огромный потенциал, как и в писателе, которым он стал. В свои пятьдесят пять Аарон – невысокий мужчина в очках, компактного телосложения, с идеально круглым лицом и идеально лысой головой, всем своим видом излучающий шаловливую глубокомысленность доброго мудреца. Он бы без труда сошел за фокусника, который умеет развлечь детишек на дне рождения, доставая голубей из шляпы, – легче отождествить его обходительные манеры и добродушную внешность именно с этой профессией, нежели с ответственностью, которая, кажется, безотказно служит ему внутренним мотором: он отвечает рядом уклончивых и зловещих историй на истребление в Европе – покуда он, мальчишка, дурил местных крестьян и рыскал по лесам в поисках пропитания – практически всех евреев, в том числе и его родителей.