Рот: В шестой части вашей книги вариаций главная героиня Тамина попадает на остров, населенный одними детьми. В конце концов они загоняют ее до смерти. Это сон, сказка или аллегория?
Кундера: Ничто так мне не чуждо, как аллегория, рассказ, придуманный автором для иллюстрации какого‐то тезиса. События, правдоподобные или вымышленные, должны быть существенными сами по себе, а читатель должен быть достаточно наивен, чтобы его могла соблазнить увлекательность и поэтичность этих событий. Меня всегда преследовал этот образ, и был период, когда он постоянно возникал в моих снах: человек оказывается в мире детей, откуда он не может спастись. И внезапно детство, которое мы все так поэтизируем и обожаем, оказывается сущим кошмаром. Западней. Этот рассказ никакая не аллегория. Но моя книга – полифония, в которой отдельные рассказы взаимно объясняют, высвечивают, дополняют друг друга. Основное событие в книге – история о тоталитаризме, который лишает людей памяти и тем самым превращает их в нацию детей. Все разновидности тоталитаризма так делают. И возможно, то же самое делает и наш век технологий, с его культом будущего и недоверием к мысли. В гуще назойливо молодежного общества взрослый, обладающий памятью и иронией, чувствует себя как Тамина на острове детей.
Рот: Почти все ваши романы, как и все отдельные части вашей последней книги, завершаются сценой коитуса. Даже та часть, которая имеет вполне невинное название «Мама», – это один длинный эпизод секса втроем, с прологом и эпилогом. Что для вас, как для романиста, значит секс?
Кундера: В наши дни, когда сексуальность перестала быть табу, просто описания, просто рассуждения о сексе стали заметно скучны. Насколько старомодным кажется Лоуренс или даже Генри Миллер с его лирическим воспеванием непристойности! И все же некоторые эротические пассажи Жоржа Батая произвели на меня сильное впечатление. Возможно, потому что они носят не лирический, а философский характер. Вы правы: у меня почти все книги завершаются бурными эротическими сценами. Мне кажется, что сцена физической любви становится источником яркого света, который внезапно высвечивает глубинную сущность моих персонажей и кратко характеризует их жизненную ситуацию. Гуго занимается любовью с Таминой, а она отчаянно старается думать о несостоявшихся отпусках с покойным мужем. Эротическая сцена становится тем фокусом, в котором собираются все темы рассказа и где таятся его самые глубокие тайны.
Рот: Последняя, седьмая, часть по сути дела целиком посвящена сексуальности. Почему именно эта, а не другая часть завершает книгу – например, куда более драматичная шестая, в которой героиня умирает?