Позже Игорю стала интересна связь между рискованными элементами хаоса и более привычной оркестровкой партитуры. Это кажется ему случайно возникшей красотой одновременно звучащих аккордов, он хочет использовать это и в дальнейшем. Он видит в черных и белых клавишах непрозвучавшие аккорды, несыгранные мелодии, недоступные прежде гармонии, внезапно представшие во всей своей очевидности. Он стремится уловить их и перемешать, доверившись собственному чутью.
Игорю нравится начинать с басов и двигаться вверх. Он проигрывает фразы в разных ритмах, установленных метрономом. Накладывает арпеджио в до-мажоре на фа-диез. Белые и черные ноты. Аккорды тоники и доминанты. Мажор и минор в одном и том же регистре. Полифоническое взаимопонимание. Это звучит у него в голове. Будто по стене мазнули краской — он почти видит очертания этого пятна, и, если прикрыть глаза, оно вибрирует на радужной оболочке. Он старается уравнять то, что звучит у него в голове, с тем, что проигрывается на клавиатуре. Когда результат его устраивает, он записывает ноты. За несколько минут то, что звучало внутри и снаружи, приходит в идеальное соответствие.
И тут случается нечто странное — само его существо начинает обретать очертания, соответствующие незримому рисунку клавиш. Он вспоминает божественный напев насекомых, который слышал в саду, и перестает обдумывать, что предопределено в его жизни — в каком порядке расставлены дырочки на рулоне в пианоле. Остро ощущает невесомость — словно им манипулируют ловкие пальцы кого-то вне его тела.
Игорь яростно пишет музыку. Нотные линейки заполняются не так быстро, как ему бы хотелось. Композиция полностью поглощает его. Для человека, который привык контролировать каждую мелочь своей жизни, это странное ощущение. Тело его наполняется радостью от непрерывного потока нот. Голова пылает, начинают гореть уши.
Закончив, он совершенно измученный откидывается на спинку стула. Но ему хочется посмотреть, что получилось, а проверив написанное, он приходит в волнение. Он не обманывается? Разве это не изумительно? Инстинктивно он хочет все проиграть Екатерине. Обычно она всегда первой слушала его работу. Она лучший и самый суровый критик, Игорь может безоговорочно положиться на ее объективное мнение. Ему не терпится узнать, как она к этому отнесется. Понравилось бы ей? Одобрила бы она? Но он понимает, что он не может спросить жену. Ее оскорбило бы то, что столь явно иллюстрирует его силу и энергию. Показать ей это сейчас — только усилить ее страдания. Все равно что показать портрет другой, обнаженной, женщины и спросить: «Ну что скажешь?»