С тех пор именно дилемма, как реформировать государство, не жертвуя его целостностью, стала камнем преткновения не для одного поколения российских государственных деятелей. Нужно отдать должное императору Александру I, не ставшему пускаться в опасные социальные эксперименты с целью воплотить в жизнь свои юношеские мечты. Опираясь на друзей юности, великолепно образованных и знавших досконально европейские политические институты князя Адама Чарторижского, графа Павла Строганова, Николая Новосильцева, Виктора Кочубея, он создал Негласный Комитет, который в 1801–1864 гг. пытался понять, как и когда возможно в России учредить законодательную, отдельную от императора власть, созвав парламент, перейдя к конституционному правлению. В 1801–1802 гг. Негласный Комитет отказался от предложения наделить представительной законодательной властью Сенат, ибо опасался того, что утвердившаяся в Сенате высшая аристократия немедленно бы воспользовалась правом законодательства, чтобы установить собственную олигархическую власть. Видимо, по той же причине Негласный Комитет отверг и публикацию Коронационной жалованной грамоты, которую предполагалось придать гласности при коронации Александра I. Относительно ее в литературе до сих пор не умолкает полемика, можно ли считать таковую преамбулой будущей Конституции. На наш взгляд, нет, поскольку анализ содержания Грамоты позволяет сформулировать вывод о неизменности прерогатив самодержавной власти, при этом определенное расширение прав Сената могло быть легко преодолено ничем не связанной волей императора. Таким образом, итогом трехлетней напряженной работы Негласного Комитета стал вывод об угрозе для государства и страны немедленного разрушения веками складывавшейся самодержавной власти, в начале XIX в. целиком соответствовавшей экономике страны и социальному быту ее населения. Поэтому, оставив в стороне конституционные планы, император и Негласный Комитет занялись обустройством администрации, разрушенной в царствование Павла I.
Еще одну попытку возвратиться к идеалам юности Александр I предпринял уже вне Негласного Комитета, прекратившего свои занятия в 1804 г. Приблизив к себе ловкого и исполнительного чиновника – товарища министра внутренних дела М. Сперанского и сделав его государственным секретарем, император поручил ему в 1809 г. исполнить план государственного преобразования, который включал бы переход к конституционному правлению. План преобразования М. Сперанского, хотя вдохновителем его был, безусловно, Александр I, слишком известен, чтобы здесь о нем говорить подробнее. Он предусматривал принятие Конституции и созыв законосовещательного представительного органа – Государственной Думы, но остался неизвестным и не получил воплощения в жизни. Тем не менее он оставил после себя длительную и противоречивую историографическую традицию. Дискутируются главным образом две проблемы. Первая заключается в том, насколько в плане преобразования М. Сперанского речь шла о замене самодержавного правления конституционно-правовым государством. Вторая проблема связана с ответом на вопрос, почему император не дал хода плану преобразования, хотя являлся его инициатором и вдохновителем. На наш взгляд, план преобразования Сперанского скорее ближе к идеалу истинной монархии канцлера Безбородко, чем к проекту правового государства, в котором бы власть самодержца ограничивалась Конституцией и представительным законодательным органом. Представительное законосовещательное учреждение в плане Сперанского не могло воздвигнуть реальных препятствий перед самодержавной волей императора, в том числе в законодательстве, хотя, разумеется, в случае его осуществления он мог взрыхлить необходимую почву для постепенного реформирования самодержавия в правовое конституционное государство. Как представляется, Александр I остановил представленный М. Сперанским проект отнюдь не потому, что опасался расстроить государственные институты перед вторжением Наполеона. Скорее всего, он руководствовался теми же соображениями, что в 1801–1804 гг., а именно: отсутствие необходимых условий для созыва законосовещательного представительного органа и приступа к гарантиям прав личности делали невозможным в глазах императора преобразование существующих государственных институтов.