Кроме того, Гейзенберг, Планк, Паули, Йордан, Эддингтон, Борн и даже Эйнштейн (более молодые коллеги-физики сокрушались в разговорах между собой, что Альберт ударился в религию) также углубились в восточный мистицизм и утверждали, что прогресса в физике без философии не может быть[8].
А вот о Луи де Бройле я ничего подобного раньше не слышал. Однако, сам нобелевский лауреат признался своему ученику – Жоржу Лошаку, что, столкнувшись с парадоксами квантовой механики, на целый год отошел от физики и погрузился с головой в изучение буддистских воззрений на мир. Ну а Лошак поведал об этом своему российскому другу из Дубны – Ковалеву. А тот – мне. А я – вам. По секрету…
– И вот как-то раз, – продолжил Владимир Дмитриевич Ковалев, – Жорж задумался и сказал: «Человечество уже больше ста лет в теме электричества, а мы до сих пор не знаем, ни что такое заряд, ни как устроен электрон. До сих пор нет теории ядра. Я уже не доживу, а ты, возможно, увидишь зарю новой физики». Вы про это помните, я рассказывал…
Думаю, то, что Лошак углядел в тех странных экспериментах, о которых я вам сейчас расскажу, и было предтечей новой физики XXI века. Точнее, сверхновой, если считать новой физику XX века. Собственно, Лошак специально и приехал тогда в Россию, чтобы проверить результаты, полученные группой Ковалева…
Короче говоря, история эта началась давно, и в ней почти все герои умерли. Она началась с великих физиков, часть которых Ковалев знал лично и рассказывал мне о встречах с ними. Например, он, еще будучи молодым талантливым и дерзновенным ученым, обругал академика Боголюбова, не согласившись с его уравнениями. А теперь он живет на улице имени Боголюбова, как вы уже знаете. А мирил Ковалева с Боголюбовым после их ссоры сам Бруно Понтекорво. Которому теперь в Дубне воздвигнут памятник весьма демократичного вида – бронзовый Понтекорво без всякого пьедестала стоит на уровне тротуара рядом с велосипедом. Потому что этот итальянец-эмигрант обожал ездить по Дубне на велосипеде, причем почему-то задом наперед.
– Статуя с велосипедом – это большая редкость! – Глаза Ковалева туманятся воспоминаниями. – Но тут он к месту. Я, когда впервые пришел работать в институт летом 1972 года, иду по улице, вижу – мужчина в белом чесучовом костюме сидит на каком-то странном велосипеде – явно иностранном, у нас такие не производились до самого конца Советской власти – причем едет он спиной вперед к воротам института. Я спрашиваю: «Кто это?» – «А это сам Понтекорво!..» С ним, кстати, был комичный случай, о котором он мне, смеясь, рассказывал… Бруно из Италии родственники прислали акваланг – баллон, компрессор, ласты, гидрокостюм, маску, все дела… И он в доме отдыха в Алуште как-то вечером увлекся и уплыл далековато от места погружения. А темнеет на юге быстро. И вот выходит он на берег, когда уже стемнело, а его там встречают два пограничника с собакой и, как водится, автоматами. И говорят на английском: «Руки вверх». Понтекорво, который до конца жизни говорил по-русски с акцентом, так растерялся, что на странной итало-русской смеси да еще с жутчайшим из-за волнения акцентом заявил, поднимая руки: «Я зовьетский акадьемик!»